- А тебе места не будет, - говорит он старому жрецу, кивнув в сторону темной воды, где у берега стоит лодка.
Ее борта высоки, и за ними жрец различает лишь копошение плотно прижатых друг к другу собачьих тел.
"Харон", - с тяжелым чувством думает старый жрец и невольно заглядывает в лицо странному псарю. В нем он улавливает знакомые черты, а в глазах - желтоватый блеск.
Старый жрец с трудом поднял веки и, подавшись назад, долго и тяжело вздохнул.
- Скил... Откуда ты? - проговорил он и наконец пришел в себя.
- Отец, ты велел мне войти, как только уйдет Прорицатель, - ответил слуга фиаса.
- Сегодня я соберу "чистых фиаса". Потрудись известить всех. Неанискарх все еще болен?
- Да, отец. Боль в пояснице не отпускает его. Он не встает.
- Пошли за ним людей и носилки... Не будем ущемлять его гордость. Торопись.
Словно в одно мгновение забыв о слуге фиаса, старый жрец пустым, отсутствующим взором дотянул его до дверей, и, оставшись в одиночестве, вернулся к тягостным, смутным мыслям о своем сне.
Эти псы... Свора соломенных псов... Старый жрец снова опустил веки. Он сидел не шевелясь, руки его одеревенело замерли на подлокотниках кресла, и все сухое, в отвердевших жилах тело противилось любому движению... Но жрецу чудилось: вот он легко поднимается на ноги и видит перед собой маленького и коренастого, беспорядочно одетого человека: у него бритая и удивительно круглая, как шарик, голова, крохотные раскосые глазки, у него длинные неспокойные руки, а может быть, и не слишком длинные, но кажущиеся такими в сравнении с короткими и плотными ногами, обутыми в плетенные из тростника сандалии...
Тридцать лет назад в Восточные врата города вошел этот китаец. Его холщовая сумка, размерами чуть уступавшая своему хозяину, была набита соломенными пучками.
- Я продаю соломенных псов, - сказал он иерархам Сераписа, третьим среди которых в те времена был он, Аннахарсис. - Купите, избранники богов. Мои игрушки вводят в обман глаза. - С трудом произнося слова на эллинском, он с видом прирожденного плута неприметно посмеивался на разные лады.
- Обмани нас, - усмехнулся Первый иерарх.
Китаец вытряхнул на пол ворох соломы, присел на корточки и, продолжая тихо посмеиваться, стал плести небольшие, не крупнее кисти руки, четвероногие фигурки. Пальцы его шевелились с судорожной быстротой паучьих лапок, закутывающих убитую муху, и в считанные мгновения вокруг него появилось полтора десятка безыскусных игрушек.
- Хватит? Больше? - хитро, исподлобья, китаец взглянул на жрецов.
- Фокуса мы еще не видели, - сухо ответил ему Первый иерарх.
- Обманываю не я, а они. - Китаец с напускной гордостью обвел рукой готовый товар. - Где ваши стражи? Есть стража?
- Привратники во дворе, - ответили ему.
Мелко засеменив на карточках, китаец бережно собрал фигурки и полупоклоном указал на двери:
- У стражей простое дело - пускать своих, прогонять чужих. О другом они не думают. Их легче всего обмануть.
Жрецы вышли на ступени. Китаец, неожиданно замерев в странной позе крадущегося с большой опаской человека, пристально взглянул на стражников - и вдруг одним молниеносным рывком разбросал фигурки по двору.
Стражники, выпучив глаза, отскочили по сторонам, будто им под ноги швырнули змеиный выводок. Один из них, самый молодой, запрыгал по двору, размахивая пикой и вскрикивая от страха. Трое остальных, прижавшись спинами к окружавшей двор стене, своими пиками тыкали перед собой в пустые места и ожесточенно отбивались от кого-то ногами.
Китаец посмеивался не больше обычного, но поглядывал на жрецов уже с откровенным высокомерием.
- Что они видят? - со сдержанной улыбкой спросил Первый иерарх.