В коридоре вдруг раздались немецкая ругань и дверь камеры с грохотом распахнулась.
— Кто тут пел?! — кричал молодой разъярённый охранник, размахивая дубинкой. — Не смерть петь в тюрьме!
Он ударил ближайшего к двери арестанта по голове и тот охнул, закрыв затылок руками. Кажется, это был один из двоих беглецов из рабочей команды 303 в Штригхольфе, которых затолкали в камеру к подпольщикам за компанию. То ли Костя Кондратенко, то ли Коля Величенко.
Вот только песня стихла лишь на мгновение. А после выходки охранника зазвучала снова. Теперь её пели все арестанты. Постепенно камера наполнилась мощным гулом. Напевали кто как мог: разбитым ртом особо не попоёшь. В темноте кроме слов плыло низкое «м-м-м-м», как музыкальное сопровождение к голосу Елькина.
В труде не успокоится
И выстоит в бою
За мир, который строится,
За родину свою.
Злой, как собака, охранник закричал, замахал дубинкой:
— Молчать! Коммунистические выродки! Я сказал, молчать всем! Дисциплина в тюрьме! Вас всех выведут на плац и расстреляют!
Но его никто не слушал. А второй охранник, постарше, только сказал ему:
— Идём. Их и так скоро расстреляют. Пусть дерут глотки…
Дверь камеры с грохотом захлопнулась, лязгнул засов. Песня стихла… А потом началась другая. Знакомые слова заставляли забыть о ноющей боли во всём теле. О вонючей духоте в тесной камере. И о том, что их теперь ждёт.
Когда привели с допроса чеха Карла, он забился в угол тесной камеры и отвернулся к стене. Сначала его выворачивало, а потом он затих. Больше не отвечал ни на какие вопросы, только плакал и что-то напевал, а потом опять стонал. А потом стало понятно по запаху, что Карл обмочился. И голова его была вся чёрная. Кто-то осторожно коснулся чеха и сказал в тишину камеры:
— Мужики, да они ему всю голову пробили… Тут без шансов.
Остаток ночи прошёл тихо. Утром Карла забрали гестаповские охранники. И больше Николай его не видел никогда.
Карл Цёрклер был казнён в Бранденбургской тюрьме как изменник Родины 25 сентября 1944 года. В этой тюрьме арестованных гильотинировали.
Глава 18. Концлагерь
Капитан Семёнов ждал его после обеда на проходной завода. Николай кивнул, чтоб пропустили, и «дядя Стёпа» пошёл с ним рядом, заложив пальцы за ремень на форменной синей шинели.
— Ценные сведения вы нам, Николай Иваныч, сообщили, — начал Семёнов. — Бандиты сказали, что вы в их дела влезли… а вы нам как раз с экспертизой «Москвича» сильно помогли, так что, можно сказать, мы у вас в долгу. Арестовать-то мы банду арестовали, да, видать, не всех… Заказчик вас убрать решил из мести, вон вы как в газете засветились. Да не вышло… да. Взяли мы «Карандаша» и его подельника «Чифиря», они как раз на своей «малине» раны зализывали… Раскололи не сразу, но они сознались и заказчика сдали. Крупная птица оказалась!..
Семёнов остановился посреди цеха и внимательно посмотрел на Закусина. Задумчиво сказал:
— А вот ранения у них были интересные. Круглые дырки от пуль. Винтовка-то, похоже, пневматическая была. Дамочка эта ваша у «Карандаша» глаз отняла, а «Чифирь» теперь не знаю сколько и протянет: ему она горло пробила. Врачи шансов не дают.
— Я думал, умру там, в переулке, — удивительно спокойно сказал Николай. Он на минуту закрыл глаза: вспомнил, как люди в чёрных мундирах избивали его до полусмерти и всё кричали: «Shaize!». «Карандашу» с «Чифирём» такое бы в страшном сне не приснилось. А ему вот снилось…
— А знаете, что странно, Николай Иваныч? — Семёнов заложил руки за спину, разглядывая тяжёлый крюк крана-балки на потолке. — Дежурный врач тоже не смог вспомнить, как ваша спасительница выглядела. Только пальто её вспомнил, перемазанное вашей кровью. И что ругалась она, как матрос.
Николай улыбнулся и протянул руку капитану:
— Вы, товарищ Семёнов, приходите ещё, если экспертиза нужна. Сделаем всё в лучшем виде.
Капитан пожал её и понимающе усмехнулся.
— Николай Иваныч, пойдёмте с нами в парк, там такой концерт дают! — бригадир Гаюшкин с весёлыми глазами навис над столом в кабинете, бросив тень на разложенные накладные. — Джаз-оркестр Мирона Хавкина. А потом танцы! Мы с девчонками договорились уже, они тоже идут.
— Потом. Работы много, — угрюмо буркнул Николай и мотнул головой на дверь. — Ну-ну, идите. Хорошо поработали. На час раньше отпускаю.
Слушая, как рабочие с довольным смехом убираются на своих рабочих местах, он машинально проставил галочки в таблице последней накладной и захлопнул картонную папку на завязках. Они молодые. Они радовались. Не знали, что такой война и плен. Не видели никогда чудовищ в чёрной форме…