Небо стало чужим, немецким. С него сыпались бомбы, сея панику и хаос. А немцы снарядов не жалели… Связь пропала в первые же часы. Все, кто уходил её наладить, больше не возвращались. Боевых частей больше не было: люди рассыпáлись по лесам в попытке спастись. Людей с каждым часом оставалось всё меньше. Новобранцы просто сбегали, сходя с ума от ужаса.
Остатки дивизии сильно разбили под Берестовицей. Осталось полроты… отряд человек в сорок. Может, больше. Николай не знал точно. Он почти не спал, соображал плохо, мысли скакали отрывочно, как блохи. Каждая стычка с немцами обескровливала их. Под Волковыском укрепились в лесу остатки двадцать пятого и тридцать первого полков, а Николай с группой добровольцев выехал за снарядами.
Шоссе, всё в широких воронках от авиабомб, было завалено разбитой техникой, трупами лошадей, телегами, людьми.
«Дорога мертвецов…»
А по обеим сторонам дороги горели хаты — ярко, много.
Всплыла вдруг забытая старая мысль: «Леса-то здесь красивые. Да. Все здесь в них и полягем…»
Николай попытался вспомнить карту местности, список со складами боеприпасов. Точно был склад в Гродно. Но его уже проехали — чёрные, высокие столбы дыма он увидел ещё издалека. Горели склады с боеприпасами.
— Куда дальше? — Антипенко перегнулся через борт грузовика и постучал по кабине.
— Гродно разбомбили, — крикнул Николай. — В Лиде ещё склад был. Туда попробуем.
По пути перекусили сухарями — из еды были только они. Фляжки давно опустели и пить хотелось до невозможности. Доехали за час. И когда Антипенко снова постучал в кабину, Николай понял, что все в кузове уже увидели чёрные клубы дыма из-за деревьев.
Немцы добрались уже и сюда. Николай выругался последними словами.
— Сверху, что ли, разбомбили? — кричал Сулём. — Что теперь?
— Минск! — ответил в окно Николай. — Больше некуда. Не мог же немец и туда добраться? Далеко ведь!
Он бросил мутный взгляд на датчик уровня топлива. Стрелка на циферблате болталась между единицей и нулём. ЗИС ехал на парах бензина.
И тут сверху раздался до ужаса знакомый вой. Николай крутанул руль вправо, уходя от столкновения с перевёрнутым танком. Газанул, чтобы оторваться. Сзади на этот раз точно раздались истошные крики, и он различил:
— Впереди! СВЕРХУ!
Потом был вой. Резкий свист. И Николай запоздало вжал в пол подошвами обоих сапогов среднюю педаль. Время будто замедлилось. Он давил, что есть сил, почему-то вспомнив с досадой о том, что у трёхтонки ЗИСа, добротного Захар Иваныча, такие слабые тормоза. А у его водителей такие сильные ноги.
А потом взрывная волна подхватила машину, крутанула, ударила… и Николай провалился в тёмное забытье.
Очнулся он от того, что его тормошил Антипенко. Голову кружило. В ушах стоял звон. Николай понял, что Антипенко вытащил его из кабины. Сам Захар Иваныч лежал на боку в кювете, весь побитый, но несломленный.
Они пошли по дороге, огибая широкую взрывную воронку и держась друг за друга. Николай не видел тел Сулёма и других ребят и не стал спрашивать, где они: разбежались и спаслись — хорошо. А погибли — лучше и не знать. В голове будто церковный колокол гудел, и он не сразу заметил, как морщится Антипенко при ходьбе, но молчит, стискивая зубы.
Когда на горизонте показались дома и заборы, позади раздался зловещий стрёкот мотоциклетных моторов.
Николай уже всё понял. У наших, конечно, не было мотоциклов. Бежать было некуда. Патроны в револьвере, как и гранаты, закончились ещё в Берестовице. Их с Антипенко окружали немцы. Уже слышались грубые «Halt!» и «Hände hoch!» И Николая аж зло взяло! Так вдруг захотелось полный барабан патронов и перестрелять эти наглые, довольные рожи!
«Сколько ж я убил их? Человек пять всего? Мало! Как же мало!»
Он только вспомнил с горькой усмешкой, что так и не вступил в партию… Вспомнил, как в эти безумные дни кто-то из командиров закапывал партбилет под деревом. Говорили, что партийных и комиссаров немцы стреляли сразу, даже с поднятыми руками. А их с Антипенко, может, не сразу и убьют.
— Мы где?.. — пересохшим ртом спросил он у Антипенко, — что за город?
— Минск… — ответил тот и повесил голову…
Шофёр Николай Закусин резко затормозил перед металлическими воротами Райкома. Свет фар сквозь металлическую решётку ворот ударял в двери гаражных боксов, а шофёр, намертво вцепившись в руль, чувствовал, как закапала из носа кровь, пачкая светлые брюки. И слышал жуткий вой падающих бомб, а не сигнал гудка, который он случайно зажал пальцами, сведёнными судорогой.
Из будки выбежал сторож и заглянул в открытое окно машины: