— Такими подробностями Владыка со мной не делится. Ни с кем не делится.
Отчаявшись что-то разузнать и не дождавшись мужа, Персефона ушла в сад, где затеяла возню с розами. Новый сорт. Ей только недавно удалось вырастить их на земле. Деметра, увидев творение дочери, отозвалась однозначно: «Это чудовищно!»
Стебли роз, извилистые и мощные, были обильно усыпаны острыми шипами. А цветы — огромные, с ладонь, распускались только при свете луны. Идеально-черные, бархатистые, отливавшие серебром. Персефона была уверена: они смогут расти в аиде. И сейчас возилась с ними, рассаживала, когда на талию легли сильные руки, потянули её вверх. Муж смял её губы горячим голодным поцелуем.
Когда оторвался, она ласково попеняла ему:
— У меня же руки в земле, я тебе весь гимантий[7] измазала.
Он немного горько усмехнулся:
— Ты не можешь меня измазать.
Она покачала головой, по-божественному, просто подумав, очистила ладошки, и тогда стряхнула мелкие комочки земли с одежды Аида.
Он же всё это время блестел глазами, явно показывая, что скоро, совсем скоро случится нечто невероятное.
— Иди, переоденься, — мягко скомандовал он.
И сердце Персефоны забилось от сладостного предвкушения: они раньше никогда и никуда не ходили вместе. А ей так хотелось.
— Как мне следует одеться, мой царь? — уточнила она на всякий случай. Ведь ей — царице Мира Мёртвых — нельзя ударить в грязь лицом.
— Просто, но элегантно. Волосы собери в пучок и выпусти несколько локонов. Тебе так невероятно идёт.
Её захлестнуло теплом и щемящей нежностью: Аид помнит её причёски! И это раззадоривало ещё больше.
Наверное, она ещё никогда так быстро не собиралась. Когда же вышла из гинекея[8], у входа в который её ждал Аид, она заметила, как глаза мужа вспыхнули, словно в них опрокинулся Флегетон[9].
Персефона выбрала хитон цвета зелёного яблока — под цвет глаз — с бронзовой каймой по подолу, а хрупкие плечи укрыл болотного оттенка пеплос, расшитый гранатовым бисером. В рыжих волосах — скромный серебряный гребень с яркими росинками хризалита.
— Как я выгляжу? — поинтересовалась она.
Аид наклонился к её уху и прошептал бархатным тоном:
— Так, что мне хочется утащить тебя в спальню и не отпускать целую неделю.
Она заалелась: её царь так ненасытен и неутомим.
Аид же обнял Персефону за талию, привлёк к себе и мягко распорядился:
— Закрой глаза.
Она охотно подчинилась, а когда открыла и оглянулась вокруг — забыла, как дышать.
Они стояли прямо посреди бездны Космоса. Под ногами мерцал Млечный путь. А вверху, внизу, слева, справа — перемигивались звезды: оранжевые, белые, голубые, алые… Словно россыпь драгоценных камней. Раньше она считала, что красивым может быть только усыпанный цветами весенний луг. Позже — научилась видеть своеобразную прелесть в и мрачных сводах Подземного мира.
Но то, что предстало её взору теперь… для этой картины было оскорбительным слово «красиво»… Само совершенство, сама первозданность искрили и сияли перед ней.
Взрывались сверхновые, унося одни миры и давая жизнь другим. Пульсировали чёрные дыры. Таинственно переливались туманности. Заверчивались в спирали галактики.
— Невероятно! — восхищённо выдохнула Персефона.
Аид стоял сзади, одной рукой обнимая тоненькую талию жены, другой — придерживая за хрупкие плечи. Их единение сейчас было таким же правильным, как и свершавшееся вокруг бесконечное таинство жизни.
Он наклонился, коснулся губами точёной шейки и сказал:
— Это только начало, моя Весна, — глаза его загадочно поблёскивали, он взял Персефону за руку и повёл за собой.
Она не противилась, потому что внутри звенела и переливалась музыка сфер.
Казалось, пространство, окружавшее их, бесконечно во все стороны. Но вот Аид приложил ладонь к незримой стене, и перед ними образовался наполненный светом проём.
Он протянул руку, в которую она тут же вложила маленькие пальчики, и проговорил:
— Смелее, Весна.