— Ты можешь почувствовать это эмпатически? — спросила она.
— Не сейчас.
Как только она переступила порог, он придержал дверь кончиками пальцев, стараясь закрыть ее максимально тихо.
Он кожей почувствовал ее силу, когда она начала телепатически исследовать темноту.
— Впереди какая-то мертвость, и она кажется подозрительно знакомой.
Ее слова, произнесенные тихим шепотом, казалось, сотрясли затхлый воздух. Глубоко в темноте подвала что-то завозилось, и ощущение безжизненности немного отступило.
— Оно движется, — прокомментировал он, скорее, без надобности.
— Да.
Ее возбуждение и биение ее сердца было таким же острым и восхитительным, как и волнение, которое дразнило его чувства. Голод снова дал о себе знать, на сей раз сопровождаемый желанием. Хотя на самом деле желание никогда его не покидало: она просто раздувала тлеющие угли.
Он прошел дальше, через пустое пространство, заваленное старым оборудованием, коробками и мусором. Они быстро достигли противоположной стороны комнаты, но все равно опоздали. Существо уползло через единственный возможный выход — трещину в старой кирпичной стене.
— Я никогда не видела такого прежде.
Райли присела и подняла кусок кирпичной кладки. Мгновение она изучала кирпич, затем дала посмотреть ему.
— На нем царапины.
— И он отломлен недавно. Не знаю, что это за тварь, но она проделала для себя туннель.
Райли бросила кирпич вниз и встала:
— Он достаточно большой, чтобы мы могли войти.
— Я думаю, это не случайно.
Она смотрела на него:
— Ловушка?
— Может быть.
А зачем бы еще существо, отступая, обратило на себя их внимание?
Ее внезапная усмешка была чертовски манящей, и он проклинал, что его пальцы дрожали от желания прикоснуться к ней.
— Как насчет того, чтобы я поймал это, а ты бы подождала наверху?
Еще произнося эти слова, он знал, что они бесполезны, но надо же было попробовать. В это время женское равноправие считалось нормой, но он все еще не видел смысла в том, чтобы разрешать женщинам лишний раз рисковать жизнью. Он был очень старым вампиром, характер которого сформировался в иное время, несмотря на то что он наблюдал смену эпох и социальных договоренностей много раз.
— Ты знаешь ответ, так почему задаешь ненужные вопросы?
Ее тон был раздражительным, но в глазах прыгали чертики.
Голод опять захлестнул. Он снова его подавил, как только захотел то, чего не должен был хотеть.
— Потому что на днях ты собиралась сделать что-то благоразумное и наставить меня на путь истинный.
Она опять улыбнулась:
— Я и благоразумие?
Она помолчала, глядя на дыру в стене.
— Я разрешу тебе идти первым.
— Я бы действительно лучше находился там, наверху, с тобой в постели.
Он взял ее руку в свою. Теплота ее прикосновения затопила его, разжигая желание до невыносимого.
— Надо было подумать об этом до того, как ты начал преследование, — мурлыкнула она, и в ее глазах мелькнула веселая искорка.
— Точно.
Он повел ее вперед. Вход в туннель был проломлен, кирпичи неровно разрушены чьими-то когтями — неведомое существо явно обладало большой силой. По мере того как туннель шел вниз, кирпич резко сменился глиной, а аромат сырой земли заглушило что-то смердящее — запах человеческих фекалий.
— О боже! — сказала Райли со страхом в голосе. — Мы идем в канализацию. Боюсь, меня вырвет.
— Дыши ртом.
— Не очень помогает.
Туннель перешел в трубу, такую широкую, что в ней можно было спокойно проехать на автомобиле. Он спрыгнул в грязь, медленно текущую вниз, и повернулся, чтобы помочь ей.
— По крайней мере, сейчас поздний вечер. Не так много людей будет смывать за собой свои дела.
— Это немного радует. — Она поморщилась, когда ее ноги погрузились в поток. — Неподходящая обувь для таких прогулок.
— Ты всегда можешь вернуться.
— А ты всегда можешь заткнуться и идти дальше.
Он усмехнулся и двинулся вперед, за потоком воды. Существо — пятно неправильности, которое его чувства никак не могли зафиксировать, — было где-то там.
Но чем ближе они к нему подбирались, тем сильнее ощущалась неправильность, которую оно источало.
Райли резко остановилась:
— Я чувствовала такое раньше. Это хамелеон.
Хамелеоны — редкая порода нелюдей, которые могли сливаться с любым фоном, буквально становиться его частью. А еще они были свирепыми хищниками, которых чрезвычайно трудно убить.