Он вспомнил, как на самом деле встретил этот Новый год. Они посидели дома, втроем, над закусками из дорогого ресторана. Какую-то рыбину даже доставили специальным рейсом с Камчатки, чтобы была свеженькая. Почти сразу после боя курантов Антон отнес закемарившего Сеню в кровать, Наташа тут же начала прибирать со стола. А сам он ушел, сославшись на желание подышать воздухом. Жена, наверное, подумала, что он отправился к любовнице. Ему было наплевать. На улице грохотали салюты и гуляли раззадорившиеся компании, пили шампанское прямо из бутылок и хохотали. А он ходил по улицам, тихо и угрюмо, изредка отклоняя приглашения незнакомых людей присоединиться к веселью. Он чувствовал себя пустым, словно его выпили, как бутылку шампанского, и поставили в сугроб. Декорации, сплошные декорации.
Третье изображение жизни, какой у него не было, исчезло на его глазах – подернулось маревом и растворилось. Антон остался с тем же чувством картонной пустоты, с каким встречал Новый год. Вот тебе и примета: как встретишь, так и проведешь.
После работы он пошел к метро с твердым намерением разыскать ту торговку. В конце концов, надо же убедиться, что он не сходит с ума? Был у него знакомый психиатр… Впрочем, об этом он подумает потом.
Женщина по-прежнему была там, несла свою торгово-караульную службу. Неужто она целыми днями вот так торчит здесь, заманивая прохожих в подозрительные обстоятельства? Тот же тент, те же безделушки. И Мотя привычно шныряет под ногами.
– А, а вот и ты! – узнала его торговка. – Ну что, разбил?
Пестроты в ее одеждах как будто поубавилось: не такой цветастый платок, не так много побрякушек. Антона это почему-то успокоило. Он достал из сумки три осколка с остатками резной деревянной рамы и разложил на столике.
– Не разбил. Оно само. Что это было?
– Зависит от того, что ты видел.
Торговка улыбнулась и сверкнула на него золотым зубом. Этой детали он в прошлый раз не заметил. Или заметил… Тьфу, да какая разница! Может, его вообще затянуло в зазеркалье – ведь в одной из версий там он и вовсе носил бороду. У Антона немного закружилась голова.
– Себя видел. Вернее… Не совсем себя. Иного. В других жизнях, сделавшего другой выбор.
– И как, по нраву пришлось, что увидел? Пощекотало под ребрами?
Тут Мотя развалилась перед ним и стала покусывать шнурок на его ботинке.
– Да, – признался Антон, пытаясь отогнать щенка. – Похоже, в каждой из этих жизней я был счастлив.
– Но?
– Но они же не настоящие. Настоящее-то здесь, сейчас. Что же это получается, я всюду ошибся в жизни? И профессию не ту выбрал, и семью? Я безнадежен?
Торговка хитро прищурилась и достала из кармана портсигар, а оттуда – заготовленную самокрутку. Подожгла, с удовольствием затянувшись – до Антона долетел запах махорки. Той самой, дедовой. Все-то она знает.
– Те жизни тоже настоящие. Ты, какой-то из многих «ты», их выбрал. А здешнюю, получается, что нет. Здесь ты в декорациях. Нас всех разрывают многие «ах, если бы». Но знаешь что, милок? Если бы да кабы – во рту выросли грибы.
Антон хохотнул – да, дед часто это говорил. И вообще, причем тут он-то?
– Ты поглядел на разные свои судьбы. Что было бы, коли так, а что – коли эдак. У нас много жизней, и все они случаются одновременно. И все, что ты можешь сделать для своего счастья – выбрать то, что держишь в руках прямо сейчас.
Она говорила загадками, выпуская в морозный воздух грязно-сизый дым. Мотя продолжала жевать его шнурок – ну что за упрямая обормотина, в самом деле…
– Как я это сделаю-то? – проворчал Антон, за загривок оттаскивая упрямого щенка. – Я вроде бы и так выбрал, живу же я сейчас.
– Так ты же в зрительном зале, сам говорил. Миллион дублей, сидишь, в ладошки хлопаешь, когда надо. Может, порежиссируешь?
Порежиссируешь…
– Жить жизнь, которую ты действительно выбрал, легко и приятно. Расшевелись, подтянись, а то грибов полон рот, вышел целый огород.
– Гав! – подтвердила Мотя, весело крутя хвостом.
Антон стоял на лестничной площадке с букетом цветов и с подарочными пакетами в руках. Рядом с ним радостно переминалась с лапы на лапу Мотя, на которую он нацепил нелепый красный бант. Антон нажал на кнопку звонка – внутри щелкнула щеколда, дверь открылась.