Очнулась Инна от того, что кто-то тряс ее за плечо.
Саша, снова в джинсах и клетчатой рубашке, снова стриженая и обутая, протягивала ей стакан воды.
- Вы все-таки кое-что увидели, - сказала она. - Странно. Внук этого старого греховодника - Вова, а способности есть у вас. Ну, и у девочки. Вы можете идти?
- Да... наверное, - тихо сказала Инна. - Как Женя? Как Володька?
- Спят, оба. Вова - тот сразу отключился. Женя, к сожалению, видела и слышала все, гораздо больше, чем вы.
Инна покорно побрела за Сашей; к ним присоединился кот.
Они шли по лесу - долго-долго, Инне уже начало казаться, что их поход никогда не закончится, и она порядком устала. В конце концов она споткнулась от усталости и едва не налетела на лопату, которую Саша несла на плече.
- Ой, - сказала она. - Мы что, клад будем копать?
- Инна, - Саша помолчала, - все плохо. Я вам покажу кое-что, и давайте так. Вы заведете кота и сделаете аборт. А когда Женя вырастет - поговорите с ней. То, что вы видели... в этом роду оно передается по мужской линии и только у мужчин. Поэтому Дмитрий хотел извести Женю, чтобы ваш будущий сын стал таким же, как он.
- А она чем ему мешала?
- Мешала. Видела, понимала, могла попытаться что-то предпринять. Такие, как он, не любят неожиданностей.
Смеркалось, и Инна не сразу разглядела маленькие холмики. Ах да... кладбище домашних животных, вспомнила она. Теперь у нее не было сомнений, что дед Дмитрий приносил животных в жертву во время каких-то гнусных ритуалов.
Саша принялась копать.
Неподалеку было торфяное болото, и на нем уже начинали загораться бледные огоньки. Тягостная болотная осень витала вокруг, сумерки будто пропитались безысходностью и тлением, и запах смерти не испугал и не удивил Инну.
Пока она не посмотрела в вырытую Сашей яму.
- Это же... А-а-а! - вскрикнула Инна, отскочила, и тут ее начало рвать. Долго, мучительно, выворачивая внутренности, - все съеденное за день рвалось наружу, а перед глазами стояло одно и то же. Проеденное смертью лицо, черные дыры глаз, носа и рта, гниющий пергамент кожи. Неестественно рыжие от болотной воды, пропитавшей почву, волосы. Остатки платья - и видно было, что платье аккуратно разрезано, как разрезано тельце маленькой покойницы.
- Остальные могилы такие же, - спокойно сказала Саша. - Видите, у тела удалены некоторые части... Семь. Семь жертв. Их принес дед вашего мужа. Эти, более старые, - жертвы его деда. Самый первый ряд - деда его деда. Знак на могилах - крест Хаоса. Понимаете?
- Нннет... То есть... да. Дед Дмитрий - маньяк-убийца! И дед его таким был, и прадед! Мой муж - из семьи маньяков и психов! О господи...
Инна села прямо на землю и зарыдала.
Саша постояла, перевела дух и принялась закапывать могилку.
- Я скажу в сельсовете, - заметила она, притаптывая землю. - Их надо похоронить нормально. Иначе этот дьявол может снова вернуться.
Закончив работу, Саша достала белую тряпицу и повязала на ближней ветке. Знак траура, поняла Инна. Знак беды.
Как добрались домой, она не помнила, как не помнила и того, когда и как ушла Саша. Утром Инна не смогла подняться с постели: металась в жару, стонала. Зато Женя повеселела: ухаживала за ней вместе с Володей, помогала по дому. В конце концов Инне пришлось вызывать "скорую", и вовремя - с ней от всех треволнений случился выкидыш...
***
Когда Инна, наконец, поправилась, в доме резвился маленький черный котенок, мастера уже заканчивали ванную и приступали к остальному ремонту; Женя вовсю училась в школе и обзавелась вполне живыми приятельницами, а Володя уже открыл свою автомастерскую и чинил соседские автомобили - и никто и словом не заикнулся о произошедшем. Только тетя Марина простодушно поинтересовалась:
- Ну, как - ходили к бабке? Вижу, ходили, вон как ваша Женечка расцвела. Это, видать, на вас порчу-то и навела какая стерва завистливая, ишь, сколько болели!
- Ходили, - односложно ответила Инна. И добавила: - Надо бы заехать, поблагодарить, а то неудобно - человек нам помог... Я даже отчества не спросила. Саша и Саша.
- Как Саша? Ольга Петровна она, - удивилась тетя Марина.
- А нам сказала - Саша. Ученый-физик вроде.
- Какой физик? У Ольги Петровны дай Бог, если восемь классов образования! Такая говорливая бабуся, вся в вышивке, всех крестит, никуда иттить не соглашается, если вместе с ней не помолишься...
- Стоп! Высокая, худощавая, коротко стриженная женщина, носит джинсы, водит мотоцикл? Говорит с таким питерским прононсом?
- Да вы что, миленькая. Какой такой прононс? Суржик, смешной такой, я думала - так только в анекдотах говорят. И какие мотоциклы? Петровна не во всякие двери пролезет...
- Живет в Изнакурнож? В маленькой времянке на отшибе? Ну... там еще развилка...
Тетя Марина изменилась в лице. Отшатнулась.
- Господь с тобой, девочка моя, - она истово перекрестилась. - Там уж лет двадцать, как никто не живет!
Инна пошатнулась. Выбралась за калитку.
Как ни странно, ей не было ни страшно, ни горько из-за потерянного ребенка, ни жутко из-за нахлынувшего понимания. То, чего боялась тетя Марина, - Та, кого она боялась, - вмешалась и навела порядок, наконец-то пустив своим чередом судьбы, на много поколений исковерканные "дедом Дмитрием". И каков бы ни был этот порядок, Инна чувствовала: есть те, кто отныне будет ее хранить. А взглянув на землю, убедилась: так и есть. Возле калитки на подмерзшей октябрьской грязи виднелись отпечатки огромных кошачьих лап.