- Летом тридцать девятого за год до окончания университета, я отправился на стройку. Раньше летом я ездил на картошку, стройка это совсем не для меня, но брат потянул. И как это случается, на меня свалилась бетонная плита прямо в первый рабочий день. Травма позвоночника, живота, селезенку вообще пришлось удалить вместе с частью печени. Вот так вот мне повезло.
Говорить это все было ужасно неприятно. Я смотрел в пол и не видел ее реакцию. Вдруг я почувствовал, что она прикоснулась к моему запястью.
- Как хорошо, что твоя травма на тебе почти не отразилась.
Я вздрогнул, снова зачесался нос. Наверное, она не хотела меня обидеть, поэтому так и сказала. Но на какой-то момент я ей почти поверил, подумаешь, всего-то хромота. Мы сидели молча, я все ждал продолжения вопросов, но она, кажется, задумалась о своем.
После нашего неловкого разговора на кухне, Ада попросила показать, какие у меня есть книги. Полистав некоторые, она собралась уходить. Она разрешила мне проводить ее до остановки, но дальше, сказала, поедет сама. По пути Ада просила рассказать ей что-нибудь о физике. Я рад был этой просьбе, потому что на эту тему я мог общаться свободно. Я только боялся, что ей скучно, но Ада выглядела заинтересованной. Когда мы дошли, она, наконец, прервала мой поток про энергию атомов.
- Обязательно расскажешь мне все дальше, когда я вернусь за Иннанной. И готовься, у меня будет для тебя подарок.
- Что ты имеешь в виду?
- Он перевернет всю твою жизнь, но уверяю, тебе понравится.
- Что... Что ты, не понимаю тебя.
Она придвинулась ко мне, подставив щеку. И снова я ощутил ее запах, но на этот раз мне почудилось, будто земля в нем чувствовалась еще отчетливее. На мгновение, у меня перед глазами промелькнула картина стройки и лужа крови, вытекающая из-под плиты надо мною. Не знаю с чего, раньше такого не случалось. Когда я пришел в себя, Ада уже отодвинулась от меня. Она сладко улыбнулась мне и запрыгнула в незаметно подошедший трамвай.
По пути до дома я много размышлял о ней. Конечно, я думал о том, как Ада прекрасна, и как мне хочется дотронуться до нее. Конечно, я снова себя корил за глупое поведение перед ней и думал, чтобы было бы, если бы при нашем прощании меня не накрыли воспоминания, и я поцеловал бы ее в щеку. Ничего такого, просто поцелуй в щеку. Даже бы если бы она рассмеялась надо мной, потому что я допустил мысль о том, что у нас с ней может что-то сложиться, я мог бы сказать, что это дружеский жест. Но интересны были другие мои мысли. Они появились у меня с первого дня нашего знакомства, но я боялся их допускать, даже корил себя за них. Но сейчас они все же проскользнули в мой разум: а что если Ада шпионка? Во-первых, она приехала в город недавно. Во-вторых, за ее картавостью вполне мог скрываться акцент. А в-третьих, она не только своим внешним видом отличалась от других советских женщин, но и вела себя совсем по-другому. Конечно, всю ее одежду, наверное, можно было увидеть и на других женщинах, но только если они собирались в театр или на похороны. И что за розовый запах от нее? Не могу припомнить, чтобы чувствовал что-нибудь кроме «Красной Москвы» от других. Да и как ей могло прийти в голову общаться со мной? А я, хоть я постоянно и забываю про это, работаю над государственным проектом, с самим Курчатовым. Надеюсь, я ничего важного ей не сболтнул. Вроде бы я многое ей рассказывал, но ничего по поводу наших наработок. Даже о том, что я работаю в Институте Атомной Энергии умолчал.
Но, в конце концов, даже если она что-то выяснит от меня, я всегда успею сбежать на фронт. Вообще я эти два года постоянно об этом думаю. Несмотря на мою инвалидность, другой, более смелый и патриотичный мужчина пошел бы, наверное. Когда кончится война, они вернутся героями, а на меня будут смотреть, как на труса. Меня удерживало лишь то, что более старшие коллеги по работе призывали меня остаться. Но кого я обманываю. Я боялся войны, и в какой-то степени я даже был рад своей инвалидности. Позор. Хорошо, что прогресс еще не дошел до чтения и контроля мыслей. Я вот и сам не могу контролировать свои. Зарекся не думать о происхождении Ады, а все равно не удержался Как я вообще мог подумать, что Ада - шпионка? Она не может ей оказаться, она слишком хорошая.
Когда я открыл калитку к своему дому, навстречу мне выбежала Инанна. Она виляла хвостом и прыгала мне на ноги. Странно, когда я уходил, я ее запирал в доме. Мой дом был разделен пополам, вторая часть принадлежала соседям, у которых были ключи от моей двери, но вряд ли они могли ими воспользоваться. Люди были интеллигентные, учителя в возрасте, рыться бы у меня не стали. Может, окно ветром открылось, и собака вылезла через него? Но это казалось тоже крайне маловероятным. Помимо стекла, на окнах до сих пор оставались черные картонки, скрывающие свет при воздушной тревоге.
Меня, конечно, охватила паника. Думал, милицию нужно вызывать, кто-то в дом проник. Но решил, что раз я в этом не уверен, не стоит их лишний раз беспокоить. Нужно было хотя бы проверить. Хорошо бы, конечно, кого-нибудь позвать с собой. Но не соседских же стариков, стыдно. Поэтому, найдя лопату в саду, я пошел один. Я не сразу смог заставить себя подойти к двери. В итоге я смог успокоить себя мыслью, что сейчас больше хороших людей в Москве, чем плохих, и если кто-то и проник в дом, то лишь от большой нужды. Я резко дернул ручку двери, и она оказалась закрытой. Я был удивлен и даже немного растерян. Значит, если кто-то и проник, то только с ключами.
Проведя еще несколько минут, уговаривая самого себя решиться, я открыл дверь. В моей комнате напротив входной двери сидел мужчина, которого я никогда не видел. Он был очень высоким, это было понятно, даже когда он сидел, а одет он был в черный костюм. Мужчина читал книгу, того самого Вернадского, которого я взял неделю назад. На мое присутствие он не обратил ни малейшего внимания, даже не шелохнулся.
- Простите... простите, что вы здесь делаете?
Он продолжал меня игнорировать и перевернул страницу книги. В более абсурдной ситуации я еще не оказывался. Я прокашлялся, чтобы повторить свой вопрос, но вдруг подумал, какого черта? Какой-то незнакомый мужик ворвался в мой дом, а я должен к нему еще вежливо обращаться? Эта мысль разозлила меня, и даже немного помогла мне справиться со страхом.
- Вы! Какого черта вы забыли у меня дома!?
Но, не смотря на то, какую грозность я придал своей интонации, он не поднял головы. Я разозлился еще больше и решил подойти прямо к нему. Будто бы позабыв про свою хромоту, я подошел быстрым и решительным шагом. Я хотел продолжить свое возмущение, но тут он поднял на меня голову, и я понял все сразу, даже прежде чем он заговорил. Лицо его было точеное, красивое со строгими проницательными голубыми глазами.
- Для меня кричать через весь коридор - не самая приятная форма общения. Если тебе она по нраву, попрошу тебя использовать ее с другими собеседниками.
В его ровном голосе отчетливо слышался немецкий акцент. Не было никаких сомнений по поводу его национальной принадлежности. Несмотря на то, что я не дал бы ему больше тридцати пяти, я был уверен, что передо мной генерал фашистской армии. Что он здесь делает? Мы потеряли Москву? Мы проиграли войну? Как он смог проехать в город иначе? Паника накрыла меня с новой силой.
- Ты всегда бываешь дома в это время по пятницам. Если конкретизировать, ты должен был быть дома около трех часов назад и сейчас лежать на кровати, слушая радио.
Казалось, он ставил мне это в упрек. Мне даже захотелось оправдаться перед ним, а он смотрел на меня, слегка наклонив голову в бок, будто бы этого и ждал. Тем не менее, ничего ответить ему я до сих пор не мог, будто язык парализовало.
- Корсаков Илья, 1917 года рождения, город Москва. Отец - археолог, бывший белый офицер, расстрелян в 1920 году, мать - учительница, умерла в 1941, младший брат умер в 1941. Закончил физический факультет МГУ имени Ломоносова, в данный момент работаешь в Институте Атомной Энергии под руководством Игоря Курчатова. Все верно?