- Адель из Анойи связалась с Юдит, чтобы предложить дружить против вас вроде бы! Сама она остановилась в доме где-то в начале улицы на Петровке! Они сейчас должны быть там. Мы только приехали, мы еще никого не видели, больше я ничего не знаю, - на одном дыхании выпалил я.
- Идиот! - зарычал на меня Андрей.
Илья тут же набрал номер и сообщил кому-то сказанные мной координаты.
- Отлично. Теперь у меня появился повод вас убить. Только делу время, потехе час, сначала я разберусь с рыбками покрупнее.
Кнуд опустил руку с пистолетом. Но продолжал держать Яну.
- Пожалуйста, уберите вашу пятую конечность с конечности Кнуда, и он опустит Яну, - сказал Илья. Хороший коп.
- Андрей, убери!
Я сказал как-то прямо убедительно, и Андрей сделал это. Кнуд толкнул Яну и быстро вышел вместе с Ильей, захлопнув дверь. Яна опустилась на колени на пол, и я подбежал к ней. Она не дрожала и не плакала, как могла бы сделать другая девчонка на ее месте, а выглядела будто какой-то очень уставшей.
- Ты живая? Ты очень испугалась?
- Ощущение от незнания, пустят ли в голову тебе пулю или нет, не страшнее очереди в поликлинике, когда не знаешь, хватит ли тебе талона на запись к врачу. Прости меня, Таддеуш, я не должна была идти за тобой. Ты, наверное, зря все это сказал, но спасибо.
- Это ты, какого черта вернулся, Таддеуш?! - закричал на меня Андрей, параллельно набирая номер на телефоне, - Это плохо, прямо очень плохо. Из-за того, что ты такой дебил, все провалилось! Алло, Юдит, срочно уходите оттуда, Кнуд направил отряд в квартиру Адель!
Нам тоже нужно было уходить, и мы, прихватив некоторые вещи, пошли куда-то по улице без определенной цели, ожидая звонка от Юдит. Андрею пришлось надеть капюшон, чтобы скрыть свои языки. Он продолжал ругаться на меня. Называл предателем и дегенератом. А я все не мог понять, зачем мы приехали сюда злить и без того злой Строй. Мне лично жилось неплохо и без возможности пить много гармонии. Мне хватало просто иметь возможность пить. И что вообще за бред про наше притеснение Строем? Да, бывали неприятные ситуации, но по-настоящему притесняться Строем мы будем, когда объявим им войну. Мы вроде как должны быть счастливы и благодарить бога за то, что мы вообще живем вечно, не стареем и обладаем хоть какой-то магией, пускай и не такой сильной, как могли бы. Но Юдит почему-то стало этого мало, и мы все должны подвергать свою ценную вечную жизнь опасности? Я бы вообще на это не подписался, если бы не провел с Юдит так много времени. Я же у нее был первый из ее открытых Творцов. Вообще это даже я придумал название Сладострастие, да и некоторые другие вещи в организации тоже. Я много чего пытался делать, пока окончательно не понял, что единственное, что важно - это уметь развлекаться, доставлять себе удовольствие, выбить все мучительные мысли из головы и до отказа забить ее пустотой под аккомпанемент энергичной музыки. Какой смысл пытаться что-то изучить, создать, искать пути к власти или к любви, если, в конце концов, все равно все закончится? Да, даже вечные мы умираем, не говоря уже о любви и власти. Время трудов и неудач гораздо больше времени удовлетворения от своей цели. Логичнее и легче развлекаться, не нагружая себя лишними заботами. И тем более, если все, кого ты любишь, ценишь или боишься, тоже умрут. Они уже не смогут оценить твои достижения. Вот и идиотский Андрей чуть не умер. Я бы, конечно не сильно горевал, но тогда бы я больше никому не смог рассказывать про своего уродливого названного брата с языками на голове и чешуйчатой кожей. Он типа должен был быть благодарен мне, что я вообще рассказал про Анойю, иначе Кнуд бы после Яны мог и его убить. Не вышло бы, так отряд бы вызвал. Да и вообще, если бы Яна не пришла, возможно, ничего бы такого не было, и мы бы были с ним двумя геройскими партизанами. Только вот ей он ничего не говорил.
В какой-то момент мне надоело слушать его оскорбления, и я, показав ему средние пальцы на обеих руках, пошел в другую сторону. Но ушел я совсем недалеко, потом вернулся, взял Яну за руку,и снова ушел. И снова показал средние пальцы. Андрей не стал нас останавливать. Яна была такая спокойная, что я все не мог понять, действительно ли она не напугана. Купил ей мороженое на всякий случай, чтобы справиться со стрессом. Мы долго шли, прежде чем она заговорила.
- Хочешь, мы можем пойти ко мне в общежитие? Туда с посторонними нельзя, но ты можешь сотворить себе пропуск, тебя примут за студента.
- А там будут симпатичные студентки? - спросил я, прежде чем понял всю неуместность фразы. Но Яна вроде и не обиделась.
- Ага. Я просто немного устала.
Я повернулся к ней, и откинул капюшон ее толстовки, чтобы заглянуть ей в лицо. Ее серые глаза были чересчур прикрыты веками, из-за чего у нее был вечно сонный вид, и сами глаза не были выразительными. Тепла в них тоже не было, да и жизни не особо. Но они все равно привлекали. А может мне просто уже приелись девушки с искрящимися голодными глазками. Она резко отвела взгляд и повернула голову, чересчур резким движением для нее. Может, она тоже меня винила. Ей же нравились организации, она, наверняка, самоотверженно думала, что лучше бы мы не выдавали информацию, и Кнуд бы ее забрал.
- Если хочешь, иди в общежитие сама.
- А ты?
- А я еще погуляю. Иди, иди, так лучше будет нам обоим. Вон метро.
Яна помолчала. Смотрела она на меня или нет, не знаю, я уткнулся взглядом в свои кеды с ярко-оранжевыми шнурками, как-то неуместно яркими сейчас. Яна еще постояла, а потом побежала к метро. Это было неприятно, в груди будто что-то сжалось. Не знаю, то ли я не должен был ей предлагать уйти, то ли она должна была все равно остаться.
Теперь моя прогулка стала еще более бесцельной. Я зашел в торговый центр, где в течение нескольких часов рассматривал блестящие витрины. Затем я долго сидел в кафе, съел там с десяток разноцветных пончиков. Сходил на какую-то световую выставку картин, которая оказалась хуже, самого невкусного пончика. Чем ярче, насыщеннее, тем меньше оставляет след в сердце. Люблю этот принцип. И может, поэтому глаза Яны такие блеклые. Потом я поиграл с ребенком на детской площадке. Покормил уток в Москва-реке. Свалился в нее. Подружился с бомжом Севкой. Купил несколько бутылок местного вина. Все это время я смотрел на телефон, ожидая звонка Юдит. Она ведь не могла умереть, она должна была успеть сбежать. Когда я лежал на мостовой у реки и пил вино, мне стал названивать Андрей. Пусть катится к черту. Он мог мне сообщить, что Юдит мертва, или наговорить еще каких-нибудь гадостей. Когда была уже глубокая ночь, и луна двоилась в отражении на воде от выпитого вина, я сам позвонил Юдит.
- А мы все гадали, Таддеуш, тебя убили щенки Эйвара или ты трус, не решившийся посмотреть нам в глаза после того, как нас выдал. Все ставили на второй вариант.
С Юдит все было в порядке.
- Так ты живая!?
- Нет, если ты можешь дать другое обоснование нашего разговора. Я вышлю тебе адрес сообщением.
И как-то веселее стало, хотя я все же ставлю на вино. Хотел позвонить Яне, но понял, что хотя эти дни она все время была со мной, я даже не знаю ее номера. Можно было бы приехать к ней в общежитие, но я и корпуса не знал. Завтра обязательно поищу, а пока я поймал такси и поехал к Юдит и остальным.
Москва проносилась за окном чередой желтых фонариков. Яркий город, может, не так плохо, что войну придется вести именно здесь. Красиво, но при этом будет не жалко разрушить, все-таки не мой родной город.
- Слушай, - сказал я водителю, краснощекому сосредоточенному мужчине, для которого такси было лишь подработкой, - если тебе что-то приходится делать, то лучше либо не делать вообще, либо попытаться выжать из этого хоть какое-то удовольствие. Согласен?
- Ты прав.
Игрушечная кивающая собачка на передней панели тоже согласилась.
- Так включай тогда музыку громче!
Из бунта, поднятого Анойей и поддержанного Юдит, тоже нужно было отжать кайф. В эту революцию стоило влюбиться. Жениться я на ней не буду, это дело руководящих, но я должен сделать так, чтобы революция для меня стала горячей любовницей. В ней есть своя романтика, вдохновение. Возможно, благодаря ей, я смогу записать новый крутой альбом. Если меня не убьют, конечно. А если и так, прославлюсь посмертно. Наверняка, в польских газетах напишут, что я словил передоз. А на самом деле я умру, как герой. СуперТаддеуш. Диджеймен. Снимайте свои трусики и кидайте на сцену. Но я все равно постараюсь, даже будучи влюбленным, не бросаться в самый пыл сражения. И надо бы уберечь от этого Яну.