- Завтра к полудню уговори Эйвара выйти во внутренний двор здания, - сказала она тихо, но я услышала.
- ...Хорошо, что никто из вас не пострадал! Меня здесь заперли в отдельной комнате, из окна пол Москвы видно...
- Так, все заканчивайте, - Илья протянул руку к телефону. Первым побуждением у меня было отбежать от него, вторым, врезать ему с применением разрушения. Но я решила, лучше послушаться его, вдруг нам еще придется сотрудничать. Но я вдруг вспомнила вопрос, который меня мучил все это время.
- Мама, у тебя же есть кровь Эйвара! Ты же можешь убить его с помощью нее!
- Я люблю тебя, милая! Скоро ты будешь с нами.
- Подожди...
Илья вырвал у меня телефон. Я даже не стала ничего делать. И вдруг я поняла, что кровь Эйвара была не для того, чтобы убить его. А для того, чтобы Эйвар вступил в войну. Простое осознание, которое даже меня не касалось, делало все происходящее мрачнее. Я была уверена, что мои родители меня любят. Но, наверное, также сильно они любили войну. Но может быть, я ошибалась. Состояние было опустошенное. Илья поправлял свой аккуратный пиджачок, который и так сидел ровно. Неужели он не мог дать мне поговорить еще?! Раз он уже пошел на преступление против своей организации, неужто ему должно быть не все равно, сколько я буду говорить. Мне хотелось его оскорбить, но я понимала, что мне это было бы невыгодно. И злилась еще больше.
- Я еще не договорила.
- Мы договаривались с тобой на минуту. Тем более твои слова были уже лишь беспорядочным выражением чувств. О, черт, прости меня, я заговорил, как Эйвар...
Он весь забеспокоился. Когда я увидела его нервную моторику, моя злость даже стала стихать. У меня все еще было ощущение недосказанности, наверное, я должна была больше говорить о том, как я скучаю, я ведь даже не упомянула Дациана. Папу. И надо было сказать, что я все-таки очень хочу, чтобы они меня забрали. Прокручивая слова Адель в голове, я поняла, что она так и не ответила мне про Яну. Возможно, с ней что-то случилось, и Адель решила сделать вид, будто не заметила вопрос. Как мало всего можно сказать за минуту. Я подумала, что это все-таки можно высказать Илье, но он уже встал со стула, видимо, собираясь, уходить. Я открыла коробку пиццы, и показала ему на нее, желая задержать, но он отказался. Когда он ушел, я накинулась на пончики.
Весь день ко мне больше никто не заходил. Я съела все, что принес мне Илья. Стоило мне остаться наедине со своими мыслями, меня охватывала злость. Я придумывала, как мне вырубить Эйвара, если он зайдет ко мне, и сбежать. Но когда злость остывала, я понимала, что мои планы тупые. У них магии больше, хотя моя и увеличилась за последние два дня. Иногда, когда я думала обо всей этой ситуации, мне даже становилось интересно, от чего это Эйвар собирается меня спасти. А иногда я думала, а действительно ли он хочет меня? Может быть из-за того, что он был красивым, мне так показалось. Хотя зачем иначе еще я была нужна? Может, он, конечно, романтик, но маловероятно.
Чтобы отвлечь себя от этих мыслей, я пыталась чем-нибудь заняться. Осматривая комнату, я нашла электрический чайник, отделанный, как фарфоровый, маленький чайный сервиз с золотой каемочкой, заварку и печенье. То есть, корм мне все-таки оставил, на случай, если клетку со мной придется надолго оставить. Я съела и все печенье. В остальном, занять себя было нечем. Я нашла несколько вещей, которыми я видимо, могла заняться, но славу Богу, я не даун, чтобы это делать. Из книг была только Библия, которая мне за время житья уже у Нади осточертела мне. Наверное, Эйвар хотел, чтобы я была не только внешне, как его монашка. Под Библией лежали какие-то старые-престарые бумаги, исписанные почерком, смутно напоминающим мой. Но, о, я даже не понимала, что это за язык. Наверное, это были ее записи. Еще были шахматы, в которые я бы вряд ли стала играть с кем-то, и уж точно не стала бы играть сама с собой. Я же не аутист. Закончилось все тем, что я и правда почитала немного Библию от безысходности. Потом стала вырывать из нее листки и делать бумажных журавликов. К вечеру весь пол вокруг кровати был усыпан ими. Отлично подходили под антураж комнаты.
Когда совсем стемнело, и я подумала, что вряд ли ко мне кто-то зайдет, я решила пойти в ванную. Заглянув в шкаф, я обнаружила там несколько белых платьев и длинную ночную рубашку. Мои черные волосы, конечно, очень бы готично смотрелись на такой белоснежной ткани, но я предпочла спать в своей футболке. В ванной я долго стояла под душем, будто вода могла смыть с меня этот омерзительный день. Но она смыла лишь косметику, к сожалению. Шампунь резко пах клубникой, хоть что-то приятное сегодня.
Я вышла из ванны, по пути вытирая волосы. В комнате на кровати сидел Эйвар. Первым моим желанием было забежать обратно в ванную, но вместо этого я сказала:
- Отвернись.
Мой голос прозвучал на удивление жестко, я сама от себя этого не ожидала. Неожиданно он послушался. Я прошла мимо него и залезла под одеяло, накрыв себя ниже пояса. На самом деле в этом что-то было, вся ситуация была отвратительной и заводящей одновременно. И она была бы полностью отвратительной, если бы Эйвар был хоть чуточку менее хорош собой. Мне даже захотелось пододвинуться к нему ближе и снова почувствовать его одеколон.
- Можешь поворачиваться.
Эйвар повернулся ко мне, и некоторое время просто смотрел на меня. Несмотря на то, что я не отводила взгляда, я чувствовала себя неуютно. Поэтому решила начать разговор первой.
- Что за комната такая? Это фантазии какие-то или в этой комнате жил кто-то до меня?
Он, казалось, задумался и удивился.
- Я видел подобную комнату у старшеклассницы в фильме.
Надо же. Он оценивает окружающий мир по фильмам.
- Но вернемся к утреннему разговору. Твои родители скоро устроят ад на земле, многие погибнут. Ты - нет, я спрячу тебя на Небе.
Эйвар рассказал мне про богов, про моих родителей-культистов и про Небо, сотворенный им новый мир. Мне не нравилось, что он говорил. Выходило, что мои родители хотя призвать Кошмарного Короля, чтобы тот с большой вероятностью разрушил мир, а не для того, чтобы восхвалить богов. Хотя, наверное, одно вытекает из другого. А это означало, что они хотят смерти всем вокруг, в том числе и мне. Я не верила в это. Эйвар преувеличивал. Наверняка, они просто хотели призвать лишь силу для войны. Еще Эйвар говорил, что есть шанс, что апокалипсиса не будет в том случае, если Небесный Строй уничтожит Анойю. Я чувствовала, как он люто ненавидит всех Падальщиков. И удивительная же тяга должна была быть у него к его мертвой Лауре, раз он готов был спасать меня. Но я злилась, я практически сдерживала себя, чтобы хотя бы не заорать на него. Я скомкала пальцами простыни и ничего не могла поделать с собой, она разваливалась на нитки в моей руке.
- Тебе нужно научиться контролировать свою магию. Ты становишься опасной для самой себя, - сказал Эйвар, закончив рассказ. Он протянул руку к моему кулаку, все еще сжимающему порванную простынь, и разжал ее. Эйвар перевернул ее ладонью вверх, и я увидела, что кожа на ней содрана, в местах соприкосновения с пальцами. Я абсолютно ничего не чувствовала. Возможно, об этом говорила Адель, говоря, что боль иногда полезна. Она лишила меня этого чувства, и я с ужасом подумала, а могла ли я таким образом расплавить свою руку насквозь, так ничего и не почувствовав. Эйвар медленно провел пальцем вокруг ран, едва касаясь кожи. Они срослись. Он смотрел на мою ладонь, и мне казалось, что он изучает линии и трещинки на ней. Я хотела отдернуть руку, но он перехватил меня за запястье и снова раскрыл мою ладонь. Проведя пальцем по всем трем линиям, он отпустил меня.
- Ты что, гадал мне?
Он проигнорировал меня.
- У тебя есть вопросы по поводу того, что я сказал тебе?
- Да! Я не хочу на твое чертово Небо! Понятно?
- Понятно. Но выбирая между ценностью твоей жизни и твоим мнением, я выбираю твою жизнь.
Ему бы в ЖЭКе сидеть. На такой ответ и возмущаться было бесполезно. Вряд ли бы мне помогло, если бы я начала говорить про свои права.
- Тогда почему бы тебе не прекратить войну? Ты бы мог заключить мир с Анойей и Сладострастием! Раз они вызывают этих богов, чтобы получить силу в войне с тобой, почему тебе просто не остановить это?! Необходимость отпадет. Первопричина не их культ, а идущая война.