На поезде было ехать восемнадцать часов. На самом деле не так уж много. Мой одногруппник ездил до Махачкалы тридцать восемь часов, например. А это все наша страна. Даже Польша стала казаться немного роднее. А возможно это во мне просто проявляется завоевательный ген, доставшийся мне много веков назад от татаро-монгол.
В поезде я изучала польский разговорник и немного паниковала. Пожилая женщина напротив подумала, что мне страшно ехать одной в другую страну. Но она была не права, мне страшно было, что Таддеуш не захочет мне ничего рассказывать. Тем более бесконечные деревья за окном нагоняли тоску.
Вокзал не впечатлил. Центр города чуть более, даже, можно сказать, он был сказочный. Но все равно было ощущение обманности: старый город построен заново в двадцатом веке, а жилые дома - могильники. Мой хостел и клуб Таддеуша находились в районе «Прага», отличавшемся от других частей города. Полуразвалившиеся обгорелые здания, заброшенные и нет. Яркие граффити на всю стену, церкви и церквушки. Старые кованые фонари. Казалось, будто район вышел из фантазий романтического художника-маргинала. Почти из моих фантазий. Да и люди здесь оказались по большей части асоциального вида. Хотя не исключено, что за штанами Adidas и перегаром как раз и скрывались художники.
Клуб Таддеуша оказался тоже в довольно впечатляющем месте. Он находился в некотором отдалении от жилых домов, отделяемый от них длинной полупустой парковкой, на которой происходят скорее кражи и угон машин, чем детективные убийства. Уже по пути туда с одной стороны стало очень неуютно, с другой стороны, глаза радовались. Группки молодых людей, одетых кто в яркую, рваную и украшенную шипами одежду, а кто в качественные рубашки и обтягивающие платья, курили у входа, смеялись, выходили из такси. Само здание было изрисовано граффити: кислотные насекомые с одной стороны, и выглядывающие люди из-за красных полос революции, с другой. Вызывало ассоциации с тоталитарной красной властью. Хотя, наверное, у меня, как у последыша советского периода, все красное ассоциировалось с коммунизмом.
Внутри клуба было очень громко, тесно, будто бы попала в другую, очень динамическую и беззаботную реальность. Пол был выкрашен в розовый, а на стенах снова граффити, только теперь уже абсолютно шизофренического содержания. Много животных, но все поедающие друг друга или самих себя, и много голых женщин, чуть меньше мужчин, все с мороженым, леденцами и другими сладостями. Но и у людей, и у животных, были совершенно блаженные лица. Хорошо рассмотреть их я не могла, свет мелькал, искрился, как фейерверк.
На сцене за диджейским пультом был сам Таддеуш в огромных фиолетовых наушниках. Я видела, как он кайфует от того, что делает. Остальным тоже нравилось. Сначала мне казалось, что люди вокруг очень смешно двигают телами. Я просто стояла и слушала его электронную музыку, стараясь больше рассмотреть самого Таддеуша. Но в какой-то момент меня зацепило. Для меня вдруг все окружающее исчезло, остался только Таддеуш и экстатический ритм барабанов. Я танцевала долго, развязно и невероятно круто. В какой-то момент мне стало казаться, что Таддеуш смотрит на меня и подстраивает музыку под мой ритм. Когда я, наконец, выдохлась, он отошел от пульта, оставив играть записанный трек. Я испугалась, что он уйдет за сцену, и, кажется, полностью не отойдя от своего возбуждения после танцев, закричала ему «Стой!». Таддеуш обернулся, точно знаю на меня, хотя услышать за музыкой мой крик было невозможно. Он стал спускаться вниз, и мне даже показалось, что сейчас он подойдет ко мне, как его окружила толпа из его друзей. Они увели его за свой столик, где он первым делом осушил несколько шотов. Я была в недоумении. Я была зла. Мой разговор к нему, куда важнее алкоголя и друзей. Я вовсе не стеснялась к нему подойти, но не могла спрашивать о таких вещах при посторонних. Я так и стояла, смотря, как Таддеуш накидывается, пока какой-то не слишком удачливый парень, не предложил купить мне выпить. Я даже согласилась, но предупредила, что в любой другой раз бы я с радостью, но сейчас на секс я вообще не настроена. Либо он не воспринял мои слова серьезно, либо ему нужен был собутыльник. Мы выпили с ним несколько цветных коктейлей, я молча, а он нет, в то время пока Таддеуш пил все новые и новые шоты, фотографировался и трепался.
В итоге я не выдержала. Оставив своего собутыльника, я направилась прямо к нему. Пробираясь сквозь его друзей, я ловила их удивленные и скептические взгляды. Сам же Таддеуш мне улыбнулся белозубой, звездной улыбкой. Я наклонилась к нему и прижалась ртом к самому его уху, и тут же почувствовала, его проспиртованное дыхание и руку на своей спине.
- Расскажи мне про Небесный Строй! - мне все равно пришлось говорить громко, чтобы он мог услышать. От внезапности своего решения, сказала по-русски, хотя подготовила эту фразу на польском и английском. Но он меня понял, и ответил тоже на русском.
- Садись! Как зовут? - он неопределенно махнул, то ли на свои колени, то ли на кресло рядом.
- Нет, нет! Мне нужно с тобой поговорить наедине! Это срочно!
Громкая ударная музыка придавала моему голосу легкую панику. Он посмотрел на меня совершенно мутными глазами и провел рукой вниз по спине. Пробежали мурашки. Он взял две стопки и вручил одну из них мне.
- Уверена?
Я кивнула ему очень серьезно, выпила, было горько. Таддеуш встал, вроде даже собрался пойти со мной, но остановился, что-то говоря своим друзьям. Я ждала-ждала, пока он закончит, но в итоге пришлось постучать его по плечу, прежде чем он все-таки пошел со мной.
Он подвел меня к двери у сцены, которую открыл ключом. За ней оказалось помещение - уменьшенное зеркальное отражение самого клуба. Сцена, пустое пространство перед ней, несколько диванчиков и барная стойка. Только за стеной в самом клубе сцена была шире, диванчиков было больше, а бар полнее и с барменом. Свет здесь был от обычных лампочек накаливания, сама расцветка помещения мрачнее, но музыка все же была слышна, хоть и не так громко.
- Так ты из России? Москвичка? Я там был много раз, мой брат Андрей оттуда. Сводный. Не так уж там холодно, как говорят, да? Медведи по улицам не ходят. Хотя я и в Сибири был, там как раз все это есть. Ездили с ним вдохновляться сибирскими шаманами. Знаешь, все эти бубны, нагрудники, перья. Кажутся на первый взгляд даже веселыми мужиками. Давно это было. Кстати, твои перышки на ушах прикольные. Рябчик. Знаешь, как рябчики свистят?
Он пальцем коснулся моих сережек с перьями и пошел к сцене. Голос у него был по-пьяному веселый, походка, тем не менее, довольно легкой. Но все-таки мне казалось, что он в говно. А еще казалось, что это ему идет. Он сел на край сцены и стал насвистывать, видимо изображая этого самого рябчика. Таддеуш поманил меня рукой к себе, и я пододвинулась к нему ближе, оказавшись между его коленок. Он положил руку на мой голый живот, и стал выстукивать пальцами какой-то ритм, водя ладонью по нему. Красивая рука, загорелая, с цветными татуировками.
- Меня зовут Яна. Я приехала к тебе из Москвы, чтобы расспросить про Небесный Строй и Кнуда.
Взгляд его вдруг стал более осмысленным. Его рука на моем животе остановилась. Вторую руку он начал сжимать и разжимать в кулак.
- Что? Я ни к Кнуду, ни к Эйвару, ни ко всему вместе взятому Строю не имею никакого отношения, - голос его стал таким, будто он кидает мне предъяву.
Это означало, что все-таки не совпадение, он в курсе дела. Я была счастлива, и, кажется, улыбнулась. Наверное, Таддеуш воспринял мою улыбку превратно, и я почувствовала, как его рука на моем животе напряглась.
Я решила рассказать ему сразу все. Он слушал меня, закусив губы и задумчиво кивая. Мне было жаль его грузить. Казалось, он совсем протрезвел.
- Знаешь, то, что ты пришла именно ко мне, это самое невероятное, что я видел, учитывая, что я, так сказать, волшебник, и мне больше трехсот лет, - и он снова совершенно пьяно улыбнулся.