Я не понял ничего. Что хотела сколопендра, потанцевать под музыку или моей смерти? Это она устроила, потому что ей не нравилось, что я разговариваю? Или это просто какое-то случайное воздействие Улья? Теперь я снова играл, а чудовища меня слушали. Наверное, я мог бы стать вечным музыкантом в преисподней, но не сегодня, как бы сказали крутые парни. На самом деле возможность находить хоть что-то забавное или интересное в этой безумной ситуации была единственной причиной, по которой я не орал от страха.
Я прокашлялся, проверяя реакцию зала. Все продолжали слушать.
- Я все равно буду с вами говорить! Я хочу вам кое-что предложить.
Чудовища снова задвигались, стали упираться в друг друга своими головными частями, конечностями и хвостами. Сначала я подумал, что они снова хотят меня убить, потому, что у них сейчас будет оргия, а потом я понял, что это способ их взаимодействия друг с другом. Вдруг рядом со мной появился Хенрик, кожа его выглядела живой, но сам он стоял весь обвисший вперед, будто подвешенный за крючок, и я вообще слабо понимал, как он удерживает равновесие. Глаза его были закрыты. Он пошевелил губами.
Его рот издал чудовищный рык, среди которого я различил слово «общение». Он заверещал, и голос его постоянно сбивался на другую тональность. Среди вопля я различил слово «диалог».
- Говор, разговариваем, желание, речь голосом. Голосом. Голосом. Поедание плоти... Пробовать новое существо. Вкус. Пробовать на вкус..., - постепенно его слова становились все больше похожими по звучанию на речь, и последняя фраза была сказана уже голосом Хенрика. Существа Улья перебирали похожие слова, чтобы отобразить смысл для меня.
Юдит говорила, что Дациан, чтобы выбраться, оставил Богам часть своей кожи, чтобы они всегда могли чувствовать его боль. Я тоже должен был что-то им дать. Вот что я должен был им донести.
- Я должен выбраться из Улья. Я сотворю дверь из него в свой мир. Вы поможете мне, если я вам кое-что дам взамен. Дациан, если вы можете идентифицировать имена, вы должны знать его, он предложил вам часть своей кожи взамен. Если и я дам вам часть своего тела, вы сможете чувствовать и мою боль. Взамен вы откроете выход. Согласны?
Я старался говорить, как можно более простыми предложениями, чтобы они меня поняли. В руках Хенрика появился заиндевевший кусок мяса. Приглядевшись, я понял, что я не совсем прав, это кожа. Я испугался, что это уже моя, но вроде бы нет. Я видел теперь ту часть Дациана, которую никто не знал сотни лет. Хенрик откусил от нее кусок с такой лёгкостью, будто бы это была сахарная вата.
- Поедание, пищу, боль... Не нужны.... Какдела.... Не нам, не кожа, скучно коже, скучно кожу.... Верная. Мертвый.
Я понял, что это для них уже не актуально. А что если им предложить почку, например. У меня их все равно две. Я не успел озвучить свою мысль, как Хенрик продолжил.
- Что почка. Что почка. Что почка.
Он просунул руку за спину, и как хорошо, что он не развернулся. Я не видел, как именно, но он копошился рукой внутри себя. Когда он снова вывел руку вперед, на ней лежал окровавленный кусок человеческого тела.
- Не почка что.
Хенрик поднес почку ко рту, но на этот раз не стал ее кусать, а полностью засунул ее в себе в рот. Нужно было думать куда быстрее.
- Глаза! Глаза! Вы можете взять их себе взамен, и раз вы могли чувствовать боль Дациана, значит, сможете видеть и моими глазами. Ведь так? Так?
Чудовища зашевелились еще активнее. Надеюсь, принимали решение.
- Глаза.
Они согласились! Я не был уверен, что я ляпнул то, и нельзя было найти менее ценную часть тела, но я был рад. А теперь, самая важная часть.
- Обменяемся, договорились. Но для этого мне нужно найти Яну. Женщина, то есть больше девушка, в волосах тонкие щупальца почти как у того парня.
Как же им объяснить, кто такая Яна. Вдруг, она окажется у них в такой же роли, как кожа Дациана.
- Зачем. Мужчины, женщина. Мать. Соитие... Одинокое существо, части тела... Мужчина, женщина, единая часть тела.
Я не был уверен, что части тела у них не ассоциируются, например, с едой. Но, кажется, они намекали на то, что мужчина и женщина единое существо. Может быть, они были очень романтичными, может быть, они считали, что женщина создана из ребра, а может быть, я снова ничего не понимал. Я постарался сделать мелодию более милой и заиграл песню из «Белоснежки», про то, что когда ее принц придет, расцветут цветы. На органе эта песня была бы трудно узнаваемой, в Улье же она казалась жуткой.
- Невеста. Части тела единого существа.
У ног Хенрика появилась Яна. Яна! По ней ползали серые мотыльки, неплотно покрывая почти все ее тело. Первым импульсом было подбежать к ней, отогнать насекомых и обнять, но я не знал, что будет, если я опять перестану играть. Она была вся мокрая, будто бы ее только что достали из воды, не двигалась, лежала с открытыми глазами и ртом. Я подумал...
- Яна! Я пришел спасти тебя! Яна, ты меня слышишь? Девочка моя, ты жива?
Я видел, как она пошевелила губами, и один мотылек свалился с ее лица. Жива! Главное, все теперь не испортить. Я не мог рисковать и облажаться, когда все уже почти получилось.
- Ты пришел, - простонала она.
- Да, да, я пришел, конечно, я бы пришел за тобой! Послушай, ты должна встать, слышишь, меня, Янешка? Ты должна подойти ко мне, и мы выберемся отсюда. Все будет хорошо. Я очень тебя люблю, но ты должна встать и подойти ко мне!
Яна закрыла глаза и больше не подавала никаких признаков, что слышит меня или что жива вообще. Мотыльки продолжили ползать по ней. Дерьмо! Улей молчал и, видимо, ждал от меня каких-то действий. То есть, конечно, не молчал, повизгивал и жужжал, но Хенрик ничего не говорил. Я должен был сотворить дверь, но какая здесь к черту гармония? Я смотрел на Яну, в ней не было никакой жизни, и это тоже не придавало мне сил. Но я должен был попробовать. Я больше представил дверь, чем чувствовал свою магию, и дверь, больше походившая на призрак двери, появилась около Яны. Ее очертание было люминесцентным, как у двери клуба или казино.
- Единое существо, помните, да? Я подойду к ней, к женщине, невесте, моей части, и мы уйдем через дверь в свой мир, после того, как вы возьмете вот эти глаза, - я на мгновение оторвал одну руку от клавиш и показал на свои глаза. Если они и правда посчитали нас единым, то они могли забрать и ее глаза. Я был хитрым и специально не употреблял фразу «мои глаза», чтобы не разрушать легенду о нашем единстве.
Я встал из-за инструмента и быстро подошел к ней. Улей зашевелился, и я услышал ужасный вопль. Но теперь издавали его не все. Я осторожно стал отгонять от Яны мотыльков, которые на самом деле имели еще и хвосты с жалом на конце. Не повредив ни одного, я взял ее на руки, она так и не просыпалась. Я поцеловал ее в губы, но это не было сказкой про Спящую Красавицу. Улей совсем расшумелся.
Я подошел с ней к двери, и передо мной оказался Хенрик. Он протянул ко мне ручки, но не мог дотянуться до лица. Я примерился, что мне нужно будет сделать лишь шаг назад, чтобы оказаться у двери, когда Хенрик вырвет мне глаза, и я ослепну. Мои красивые синие глаза! Я присел на колени, положив Яну рядом. Маленькие ненастоящие ручки потянулись к моему лицу, но они оказались не пустыми. Хенрик держал за крылышки двух жужжащих пчел. Я почувствовал их липкие лапки у своих глаз, я заморгал, глаза заслезились, но это были не просто мушки, чтобы их вытащить. Я чувствовал, как они пробираются сквозь мои глаза в мою голову. Мне было не больно, я просто чувствовал их внутри себя. Зрение не исчезло, но пропадало, все мелькало перед глазами. Я обернулся на дверь, и увидел, что за ней то самое озеро, где мы умерли с Яной. Почти только на ощупь я взял Яну и стал проталкивать ее в дверь. Вот бы это был не обман. Яна провалилась и прежде, чем я сам туда шагнул, дверь исчезла. Я подумал, что я совсем ослеп и просто не вижу ее, и все равно сделал шаг вперед. Ничего не произошло.