Круглов с ожесточением давит окурок в банке из-под тушенки, видимо, по окопной традиции заменяющей ему пепельницу.
– Может, ты и прав. Лен, – бормочет он, – в конце концов, тебе виднее, раз ты в такой серьезной организации работаешь… кстати, у тебя корочки этой вашей Инвестигации имеются?..
Я отрицательно качаю головой.
– Только вот чего я еще не пойму… – начинает Круглов, но его прерывает телефонный звонок, раздающийся где-то в квартире.
– Извини, я сейчас, – говорит мне бывший майор и, подсмыкнув на ходу трусы, покидает кухню.
Допивая чай, я невольно прислушиваюсь к ярко выраженному командному голосу, который доносится до меня из большой комнаты: «Да… да… А что?.. Да-а?… Нет-нет… Я сам… Все будет путем… Пока… Я перезвоню».
Глаза мои слипаются, и лишь теперь, утолив голод, я чувствую, что очень хочу спать.
Наконец возвращается Константин, который уже успел накинуть на свой обнаженный торс майку защитного цвета – наверное, тоже армейский «трофей».
– Дружбан один звонил, – сообщает он мне, остановившись на пороге кухни. – На рыбалку приглашает завтра… Никак не мог взять в толк, чудак, что не до рыбалок мне сейчас…О чем мы говорили-то?
– Тебе было что-то еще непонятно. Костя, – напоминаю я, закуривая, чтобы хоть немного избавиться от дремоты.
–А, да…
Он наклоняется надо мной и тянется через стол к своей зажигалке, но потом его рука вдруг изменяет траекторию своего движения, и я, не успев сообразить, что произошло, ощущаю резкий, тупой удар по шее, после чего воздух в комнате вдруг превращается в тугую, вязкую массу, которую невозможно вдохнуть, в глазах темнеет, в ушах звенит, и я долго-долго лечу куда-то, пока не врезаюсь в ватную, поглощающую все звуки и образы, тьму…
* * *
Как обычно после «отключки», невозможно сразу сообразить, где ты, что с тобой и вообще кто ты такой. Вот и сейчас, когда дух мой возвращается после путешествия по астральным мирам в бренное тело, я обнаруживаю, что полулежу-полусижу в довольно мягком кресле в какой-то смутно знакомой, но все-таки чужой комнате. Первым временем я обнаруживаю, что запястья и ноги мои туго стягивают импровизированные путы из брючных ремней, а горло болит так, будто я накануне проглотил десяток эскимо. А через несколько секунд ко мне возвращаются имя и ориентация во времени и пространстве.
Я по-прежнему нахожусь в квартире Круглова, только уже не в кухне, а в комнате, которая выполняет функцию гостиной. Большие настенные часы показывают час – судя по тьме за окном – ночи, а не дня, хотя кажется, что за время моего отсутствия в материальном мире прошло по крайней мере несколько часов.
Все еще длится ночь.
Круглова в поле зрения нет, но я слышу в прихожей какую-то возню, приглушенные голоса, и вскоре мое одиночество нарушается целой группой людей.
В комнату входят Нагорнов, с ним еще два человека в штатском и с оружием, а замыкает шествие торжественно-невозмутимый Круглов, все в той же майке и шортах.
Капитан подходит ко мне вплотную и некоторое время изучает мои связанные руки и ноги.
– Неплохо сработано, – замечает он Круглову.
Константин скромно поводит мощным плечом, как бы говоря: я еще и не то могу.
Вот тебе и «отличный парень»! Теперь понятно, кто ему звонил и что он имел в виду, заявив: «Я сам»…
– Что происходит, Евгений Петрович? – хрипло пробую я голос.
Лицо капитана вряд ли можно назвать сейчас дружелюбным. Скажи я кому-нибудь, что еще сегодня утром мы с ним были на «ты», а вчера он плакался мне в жилетку, меня сочли бы наглым обманщиком.
– Гражданин Сабуров, постановлением прокурора города вы арестованы по подозрению в убийстве, – скороговоркой сообщает мне Нагорнов, демонстрируя заполненный на машинке бланк с угловым штампом.
– И кого же я, по-вашему, убил? – скептически осведомляюсь я.
Однако, похоже, Нагорнов считает обстановку не подходящей для объяснений.
– Будем разбираться, – уклоняется он от ответа и поворачивается к своим спутникам: – В машину его!
Один из людей в штатском прячет пистолет под мышку, освобождает мои ноги от ремня, а веревку на запястьях заменяет наручниками, которые тут же злобно впиваются в мою кожу.
Меня поднимают из кресла и скорее тащат, чем ведут к выходу. Но мне все-таки удается бросить Круглову:
– Что ж, спасибо за приют, Костя!
– На здоровье, – невозмутимо отвечает майор. У подъезда стоит «уазик». По-моему, тот же самый, на котором Нагорнов прошлой ночью подвозил меня в гостиницу.
Конвоиры усаживают меня между собой на заднее сиденье.
Появляется Нагорнов, несущий в руке мой «мобил».
Слава богу, что не забыли мой «чемоданчик»!..
По Дороге мы не разговариваем, хотя у меня есть множество вопросов к своим спутникам. Однако я подозреваю, что все мои попытки хоть как-то прояснить ситуацию будут бесполезны.
Чтобы скрасить ожидание, принимаюсь размышлять. Больше всего меня интересует, чью смерть на меня пытаются повесить мои неведомые противники. Ножина? Маловероятно… А может, Кругловой? Едва ли… Лугина? Если с «журналистом» что-то случилось, то – скорее всего… А если моими потенциальными жертвами полагаются и Ножин, и Круглова, и Лугин, и даже медсестра Ефимова? Нет, это абсурд! К тому же капитан сказал: «по подозрению в убийстве», а не «убийствах»…
Неужели они всерьез считают, что я мог расправиться с психотерапевтом?
И неужели мое отсутствие в городе было принято за попытку к бегству?
И кстати, как они меня нашли? Если только мне не удалось оторваться в Инске от слежки и те, кто следил за мной, доброжелательно подсказали Нагорнову, что я вернулся в Мапряльск, чтобы замести следы?..
Ладно, скоро все выяснится. Молчать дальше о том, кого я представляю, нет смысла. Буду говорить правду, только правду и ничего, кроме правды!..
Не может быть, чтобы мне не удалось доказать свою невиновность, тем более что Нагорнов не похож на туполобого мента, для которого важнее отчитаться о раскрытии преступления, чем найти истину…
Только бы они допросили меня сразу, а не откладывали это дело до утра! Чует мое сердце: нарыв созрел и вот-вот лопнет, а некто с помощью скальпеля пытается ускорить события, даже если хирургическое вмешательство чревато заражением крови больного…
К моему великому облегчению, по прибытии в ГОВД меня не отправляют за решетку, а тщательно обыскивают и доставляют в небольшой кабинет, на двери которого висит табличка: «Старший оперуполномоченный НАГОРНОВ Е.П.».
Хозяин кабинета допрашивает меня сам. Правда, один из сотрудников в штатском скромно присаживается в уголке, по-ученически подперев ладошкой щеку.
Держится Евгений сугубо официально. Обращается ко мне исключительно на «вы» и именует меня не иначе как «гражданин Сабуров». Правда, начинает допрос нестандартно. Вместо того чтобы занести в протокол мои паспортные данные, он долго вертит в руках удостоверение Академии наук, а потом решительно откладывает его в сторону и принимается расспрашивать меня о том, где я был сегодня да что делал. Чуть ли не поминутно, час за часом…
Поначалу я старательно выполняю свой мысленный обет говорить правду, но потом с тихим ужасом убеждаюсь, что это не так просто. Слишком много нужно объяснять в дополнение к каждому своему ответу, и , чем дальше я углубляюсь в объяснения, тем все больше осознаю, что история моя звучит в высшей степени подозрительно.
Например, как вразумительно объяснить, почему я полез тайно обыскивать чужие вещи в гостинице, а затем вдруг резко сорвался и помчался в Инск? И как доказать, что тем самым я не пытался скрыться от правоохранительных органов, а действительно намеревался уехать из Мапряльска? Вернее, скрываться-то я скрывался, но вовсе не от милиции… А от кого тогда? И сам точно не знаю. Не скажешь, что – от инопланетян…
Нагорнов – это не Круглов, он – лицо при исполнении, и все россказни о «летающих блюдцах» воспримет лишь как попытку ввести в заблуждение следствие.