— Я Ярослав. Славик, если по-простому. Вы кто?
Сестры представились.
— Угу. С дальнего востока, стало быть. Рассказывайте, откуда вас к нам в Самарскую область занесло?
Эйра украдкой лягнула Юки под столом и завела свою выдумку. Пока она распиналась, Ярослав накромсал бутербродов, поставил их на стол и уселся напротив, подперев голову кулаком. Когда чайник щелкнул, он все так же, не прерывая рассказчицу, заварил чай и вернулся в прежнее положение. Вид у него был скучающий. Когда Эйра закончила, он молчаливым жестом указал им на бутерброды и сам взял один.
— И кой черт, вам на месте не сидится? Дети-то есть?
Юки сконфуженно потупилась.
— Не, молодые мы, — бойко ответила за двоих Эйра. — Не напрыгались еще.
— Смотрите, что б поздно не стало. Значит, смотрите… Девки, как я погляжу, вы ничего, путевые. По крайней мере не сопрете ничего. Ночлег вам будет на чердаке — он нормальный. Доделать, правда, еще не успел. В начале года переехали в это новый, хм, «новый» дом. Делов в нем еще громадье. Так вот, там раскладушки есть, матрацы. Разберетесь. Хлам от старых хозяев если что к стене спихнете. Вот. Завтра дам вам на билеты немножко, до Самары доберетесь автобусом. Там будет кому встретить?
— Угу. Спасибо вам.
— Есть за что. Я спать. Да и вам пора.
Он поднялся.
— Бутеры с собой возьмите. И еще. В таком виде вам лучше на большую дорогу не выходить. Там же на чердаке найдете шкап, в нем тряпье женино старое. Выберете, что понравится. Она у меня такая же селедка, как и вы. Лестница наверх — там. Всё, до утра.
Провести освещение на чердак Ярослав не успел, потому великодушно снабдил гостей карманным фонариком.
Пауков и паутины видно тоже не было. Разве что немного пыли.
— О, как же я устала! — выдохнула Эйра и рухнула на одну из кроватей. — Никогда бы не подумала, что быть живой это так тяжело.
— Ну, мы еще толком-то и поработать не успели, — возразила в ответ Юки. Она забралась с ногами на вторую койку и примотала фонарик к проводу, сиротливо свисающему со стрельчатого потолка. — Вот намахалась бы тяпкой в огороде или грядку в километр вскопала… Лучше скажи, что теперь делать будем? Мы ведь на правах бездомных. Ни документов, ни денег. Даже цели никакой нет.
— Как это нет? Славик сказал в Самару. Вот наша цель. Пока.
— Угу.
Юки подошла к упомянутому хозяином шкафу, раскрыла его, достала одно платье, второе, прикинула на себя и передала Эйре.
— Фу-ты, ну и вкус у тебя, — поморщилась та. — Дай-ка лучше я выберу.
Она отпихнула Юки в сторонку, но та и не возражала. Села на край своей кровати и рассеянно огляделась. Взгляд ее задержался на картонных коробках, забитых каким-то старьем. Видно, именно то, что от старых хозяев осталось. Кусочки чьей-то жизни, давным-давно прошедшей. Она пододвинула к себе одну коробку и достала из нее пачку измятой бумаги. Это были детские рисунки. Юки улыбнулась. Синяя речка и два мужичка на ее берегу. Один маленький, другой побольше — оба ловили рыбу. Причем у маленького человечка рыба была огромная — в рост… Лес, поднимающее над ним солнце и неестественно большие яркие грибы… Ракета, что летит к звездам. Тут же солнце и синий шарик подписанный как Меркурий.
— Меркурий… — тихо прочитала Юки и сердце ее вдруг забилось учащенно. — Меркурий. Ведь там Атодомель. Это ведь Вербария!
— Что? — Эйра, успевшая уже с головой зарыться в шкаф, оглянулась. — Что там?
Не дождавшись ответа, она подошла и заглянула через плечо сестре. На обороте рисунка, измаранном серыми разводами простого карандаша, твердым взрослым почерком было выведено: «Три льва на вокзале. И повнимательней, сестрички».
Одиннадцатое
— Вот такие пироги.
Два блестящих полукруга, замотанных в скотч, лежали перед членами экспедиционной группы «Хрусталь» и тускло поблескивали в свете ламп.
— Может, все-таки соединим их? — нерешительно предложил Васька и покосился на Вавилова. Начальник только головой покачал.
— Нет, Вася, если бы надо было, то мне б так прям чуйка и сказала. А так она молчит. Точнее вопит, что из не то что соединять нельзя, голой рукой коснуться невозможно.
— Так чего эта твоя чуйка еще говорит? — вздохнул Скворцов, подобрал один полукруг и взвесил на ладони. — Может, закинем их обратно в желоб? Пусть этот мастодонт молибденовый сам с ними разбирается.
— Тоже нет. Впрочем, в желоб можно высыпать останки зеленух.
— Значит, эти трое нам только мозги пудрил? — приподнял кустистые брови Заур, но тут же опустил их на сложенные на стол руки. — Как же я устал… Такое чувство, что неделю ничего не ел, ни спал, а все бежал куда-то.
— Еще бы! Они ведь и днем, и ночью в мозг свои слова вворачивали. И не то чтобы вранье! Полуправда, недомолвки. Я же вам все рассказал! Атодомель — создатель жизни — он есть, но он сам в ловушке там на Меркурии.
— Расскажи еще раз, — поморщился Заур, потер глаза и добавил, обращаясь к Алешину, — Вась, клацни чайник и кофию мне покрепче. Все никак в голове не укладывается…
Вавилов терпеливо пересказал все, что услышал от последнего зеленого человечка, но, подобравшись к концу рассказа, к тому месту, где его прервал Заур своим вторжением, понял и сам, что для склейки цельной картины как-то маловато выходит. Подумав так, он неохотно добавил:
— Может, трухануть его еще раз? Ну, что б ясности довнести.
— Э, нет! — замахал руками Скворцов, — В керню я больше не вернусь. Никогда!
— Так я его и сюда притащить могу.
— Эм, давайте лучше на улице, — предложил Васька. — Заодно трупики и впрямь в желоб скинем. Всяко грязи меньше станет.
— А мы не под колпаком разве? — спросил Вавилов и указал взглядом на потолок.
— Не, здесь за нами никто не наблюдает. Я проверял уже.
Подходя к запертой керне Вавилов услыхал за дверью чавканье. Распахнув ее пошире, он ошпарил темноту лучом факельного фонаря и, от открывшегося ему зрелища, пораженный отступил на шаг. Последний древний как-то выбрался из своего шкафа, по-собачьи стоял на четвереньках и доедал останки погибших сородичей. Пасть его при этом стала огромной — страшно огромной — в добрую половину лица. Вавилов увидел и мелкие острые зубы, которыми заострились его губы, когда тот обернулся на звук отворившейся двери. С секунду он молча, черными, как пустой космос, глазами смотрел на вошедшего, и вдруг, со скоростью, таракана — прямо по стене! — ринулся на него. Сдавленно охнув, Вавилов едва успел захлопнуть дверь и повис на дверной ручке, что тотчас заходила ходуном.
— Мужики! Скорее сюда! — заорал он, — эта тварь она взбесилась!
Не прошло и пяти секунд, как рядом уже стоял Заур с обувным рожком в одной руке и пустым сапогом в другой.
— Что?!
— Где Жека?!
— Здесь я, здесь! — Откуда-то из-за спины отозвался Скворцов.
— Наган с тобой?!
— Ага!
— Снимай с предохранителя, стреляй!
Пока Скворцов трясущимися и вдруг занемевшими руками искал под комбинезоном пистолет, тварь откусила ручку так, что у опешившего Вавилова в кулаке осталась лишь ее наружная часть. Но открыть дверь гадина так и не смогла — Заур навалился на нее своей широкой спиной. Удар, еще удар. С той стороны как будто кувалдой орудовали такие вмятины оставались на металле.
— Готово! — выпалил, наконец Евгений и приготовился стрелять.
— Заур, — скомандовал Вавилов, — на счет три! Два, три!
И они бросились на пол. Сразу же раздалось несколько выстрелов, казалось, оглушивших до крови в ушах. Запахло пороховым дымом, но… Стало тихо.
Вавилов перевернулся на спину и отполз. Белый свет потух, вспыхнул красный и на головы полярникам хлынул душ противопожарки, но тут же и прекратился — Скворцов ударил по кнопке на стене. И опять тишина, нарушаемая только торопливым дыханием и журчанием воды. Продырявленная тварь лежала на полу и не шевелилась. Заур встал, надел сапог, и мыском поворочал простреленную голову.
— Издохла?
Осмелев, он нагнулся и потыкал обувным рожком взбугрившуюся зеленую спину. Тварь все так же валялась без движения.