А сейчас вот пытаюсь выбраться из него. Полтора месяца держусь. Ломки - это боль
физическая, это зависимость физиологическая, ее снимают хорошими лекарствами, это
пустяки. Страшнее для меня - тяга к наркотику, зависимость психологическая. Сидит в
голове, точит, грызет мозг: дай! дай! дай! Вот это мне страшно: неужели не выдержу, неужели
сломаюсь? Ведь телефон под рукой: стоит мне позвонить - и через час привезут все что
хочешь. Но я держусь полтора месяца и верю, что выдержу.
Наркоманов-одиночек не бывает. Только группы. У нас была довольно странная группа: и
хиппи, и семейные, и пятидесятилетние холостяки, и семнадцатилетние девчонки и
мальчишки, которые только-только присаживались. Считается, что наркоман всегда
старается втянуть в это дело других, молодежь, но я - никогда. Наоборот, я разговаривал с
этой девочкой, с Леной, когда ее приводили к нам. Кто привел, зачем привел
тринадцатилетнюю девочку - не знаю, не помню, там как-то стараются не спрашивать, да я и
держался от них на расстоянии: мол, я богатый, обеспеченный, все могу купить, я с вами
только ради совместного кайфа, а общего у нас ничего нет. И я с ней разговаривал, с
Леночкой. Мне на них, на тринадцатилетних - семнадцатилетних, смотреть было больно. Но
говорить с ними - бесполезно, я пытался. Когда человек влезает в эту жизнь, в этот кошмар, то обратного пути у него... не знаю, у кого как получится. И вот эта Лена, судьба, как у всех...
Представьте себе однокомнатную квартиру, в которой живут муж, жена, два ребенка и две
собаки, квартиру, которую никогда не подметали и не мыли полы. Муж и жена вечно
пропадают на кухне, варят мак. Они - барыги. Но из тех барыг, которые и сами колются, всегда в тумане. Можете себе представить мужика и бабу, которые никогда в жизни не
причесывались, не мылись, не снимали с себя одежду. А тут же и дети, и собаки. Сюда же
приходят наркоманы, кто взять дозу, кто - уколоться, а кто и зависает, живет там по
несколько дней, да не один. Я не мог... я даже заходить туда брезговал, получал в прихожей
то, что надо, и тотчас уходил, тошнота к горлу подкатывала от одного только запаха. И вот, зайдя однажды, увидел там Лену. Она там жила, на правах наложницы, второй жены, черт
знает кого. И по виду - как будто родилась и выросла здесь, разве что чуть поумытей. Но еще
немного - и не отличить.
В общем, нравы там такие, жестокие. Я хоть к ним только краем прикасался, но кое-что знаю, видел. Есть деньги, большие, как у меня, - проживешь. А нет - надо добывать, воровать или
присасываться, как там говорят. К тому, у кого деньги, кто может достать, ограбить, к тому, кто варит и продает, к барыге. Вот Лена присосалась к барыге: и ей удобно, не надо заботиться
о кайфе , не надо бояться, и ему: и сам пользуется, и подкладывает нужным людям.
Конечно, жалко, но что сделаешь, это такая судьба, не моя судьба. Если все, что знал и видел, пропускать через себя, не фильтровать, то это невозможно, с ума сойдешь...
Я вовремя остановился, нашел силы... Родители ведь у меня чуть с ума не сошли, в самом
прямом смысле. Сын - наркоман, да что же это такое? Разве для этого меня рожали?
Дочку не видел, не знаю. Жена уже не то чтобы не разговаривает, а только одно твердит: посмотри на себя, что же ты за человек? Ты же - не-человек!
А я докажу ей, что я - могу. А то ведь раньше, когда появились деньги, я перед ней был
королем, а теперь что? Она как-то мне сказала: а если я сяду на иглу? И только тогда я
подумал: а ведь действительно могла. Дома и шприцы стоят, и раствор готовый. Но ведь она
не прикоснулась, не потянуло даже. Что она, другой человек? И тогда как я выгляжу, какой же
я тогда человек?
В конце концов путь один. В конце концов я проширяю все деньги, проширяю свою фирму, свой магазин и пойду кого-нибудь убивать, грабить, воровать, доставать кайф . Это реальный
логический путь любого наркомана, каким бы он ни был богатым. Я же видел, как другие, немногим беднее меня, профукали все деньги, ломанули коммерческий магазин и получили
срок. Один путь. Любого. Любого! Нет другого пути. Просто его нет. Вот в чем дело. А зачем
мне это надо? Что я, хуже других? Нет, жизнь показала, что не только хуже, а во многом и
получше, посильнее, оборотистее. Не каждый ведь сделал такую фирму, как у меня. Так в чем
тогда дело? Жизнь наступает жестокая. У меня - жестокая вдвойне. Значит, надо бороться. А