– А скажите, – снова спросил Сергей, – если вы его встретите, то узнаете?
– М-м… пожалуй…
– Ну, спасибо, товарищ Афанасьев, – сказал Сергей, вставая. – И еще раз извините за беспокойство. Больше мы вас не задерживаем. Справку о том, что вы у нас задержались, наверное, давать не надо? – он улыбнулся.
– Да уж, справки приносят мне, – солидно кивнул головой тот. – Разве что для супруги.
Когда Афанасьев вышел из кабинета, снисходительно пожав руку Сергею и кивнув Храмову, Сергей весело спросил:
– Ну, что скажете, Николай Степанович?
– Похоже на Сеньку Коклюшного, товарищ подполковник.
– Вы меня только по имени называйте, хорошо? – попросил Сергей и уже деловито спросил: – А метод?
– Его. С бритвой работает.
– Та-ак. Ну что ж, давайте следующего.
Следующей оказалась полная, энергичная старуха с розовым, без единой морщинки лицом. Сергей не успел даже пригласить ее сесть, она начала говорить с порога, напористо и сердито:
– Это что же выходит, он хулиганит, а меня в милицию? Это по какому праву, по какому указу, а? Управы, думаете, не найду? Я найду, я куда хошь пойду! Меня не остановишь! Ты не улыбайся, не улыбайся! Меня этим не возьмешь! Машка небось, кобыла, написала? Так я тоже писать грамотная!..
Сергей удивленно посмотрел на Храмова, взглядом спрашивая его, откуда взялась эта старуха, если второй паспорт тоже принадлежит мужчине.
Храмов невозмутимо – казалось, он вообще не умел улыбаться – сказал:
– У нее украли. Мужнин. При себе носит оба, свой и его.
Сергей усмехнулся и уже с интересом посмотрел на старуху.
– Чего, чего? – не расслышала та. – Чего я украла, бесстыжие твои глаза? Да я…
– Мамаша, вы бы сели.
– А что мне сидеть? Делов у меня по горло, чтобы рассиживаться. Да еще в милиции. Возьму сейчас да и пойду! И не остановишь…
Успокоилась она не скоро. А когда наконец поняла, зачем ее вызвали, негодование сменилось острым любопытством.
– А мой-то паспорт тоже нашли или только его?
– Пока только вашего мужа, – ответил Сергей, совершенно непроизвольно вздохнув. – Не помните, где у вас их украли?
– Погоди, погоди, – возразила старуха, напряженно что-то соображая. – Значит, так. Половину штрафа вернуть придется.
– То есть как? – не понял Сергей.
– А так. По десять рублей с меня взяли за потерю? Взяли. А он нашелся! – Она торжествующе оглядела обоих мужчин. – А второй найдется, и вторую десятку вернете. Беспременно. Закона такого нету, чтобы, значит, брать штраф, раз нашлось. Я жаловаться буду. Я куда хошь пойду! Меня…
– Стой, мать, стой. Эк тебя несет, ей-богу! – досадливо воскликнул Сергей. – Да скажи ты мне, где у тебя их украли?
– Где украли? В продовольственном украли, в мясном отделе. Серафима с нашего дома без очереди полезла, ну я шуметь начала, а она давай…
– Погоди, мать. А кто украл, не заметила?
– Да если бы я заметила, разве он, окаянный, ушел бы? Да я бы его…
– А почему он? Может, она?
– Не-е. Один только мужик среди нас терся. Он и есть.
– А какой из себя?
– Да нешто я на него смотрела? Я на Серафиму смотрела, она же, как танк, лезла. Ее нешто остановишь?
– Ну, и как он вытащил-то их?
– А вот так и вытащил. Бритвой сумочку внизу – чик! Как он меня-то еще не полоснул, окаянный. Когда я крик подняла, он уже у двери был.
– Худой такой?
– Какой худой! Здоровущий. Бык племенной, одним словом. И морда, между прочим, в прыщах. Тьфу!
– А если покажем, узнаете?
– Да я ему все глаза выцарапаю! Ты не гляди, что я такая скромная. Система у меня ужас какая нервная.
Выпроводить старуху и при этом остаться еще с нею в наилучших отношениях стоило немало трудов. Когда она наконец ушла, Сергей, отдуваясь, сказал Храмову:
– Фу! Легче десять жуликов допросить, чем с одной такой беседовать. Но, кажется, опять ваш этот Коклюшный обрисовывается, а?
– Так точно. Сенька.
– На свободе гуляет?
– Так точно. Пока гуляет.
– Потолковать бы с ним. Кому это он краденые паспорта сплавляет?
– Возможности пока нет. Из города скрылся.
«Ишь, служака, – подумал Сергей. – Только как с ним Сашка работает?»
– Ладно, – вздохнул он. – Давайте последнего.
На худом, невозмутимом лице Храмова неожиданно отразилось смущение. Он как-то неестественно кашлянул и сказал:
– Заснул он. Прикажете разбудить?
– Заснул? – удивился Сергей.
– Так точно.
– Интересно. А почему бы и не разбудить?
– С ним, только когда проспится, говорить можно. Это нам уже известно.
– Понятно. Но все-таки придется разбудить.
Сергей еле сдерживался от смеха.
– Слушаюсь.
Храмов вышел и через минуту ввел заспанного, опухшего человека в помятом пальто.
– Давай, давай, Петрович, – говорил Храмов. – Раз уж проснулся, то заходи.
Человек, осоловело моргая, двинулся к столу.
Сергей строго оглядел его с ног до головы и резко спросил:
– Паспорт где?
– Чего?
– Паспорт предъявите!
– А-а… – Человек словно только сейчас сообразил, что от него требуют. – Паспорт?.. – Он почесал кудлатый затылок. – Нету. Может, принести?
– Новый получил?
– Зачем новый? – Он слегка пошатывался. – У меня он один, горемычный. Один как перст.
– Выходит, дома оставили?
– Именно дома. Я разом туда-сюда…
– Мы вас проводим.
На опухшем и сонном лице человека отразилось беспокойство. Он громко шмыгнул носом и замотал головой.
– Не, не. Сам принесу.
– А я говорю, проводим.
– Ну, вы в положение войти можете?
– Можем, – улыбнулся Сергей. – Только сначала надо знать положение. Да вы садитесь.
Человек вяло опустился на стул.
– Слушаем вас.
– Значит, так. Недели две назад это было…
– Побольше.
– А может, и побольше. Прихожу я на рынок. Жинка тридцать копеек дала, велела картошки купить. Наперед она меня, конечным делом, обыскала, так что ни копейки больше при мне нет. Пить, значит, не на что. А понимаешь, жжет вот тут, спасу нет. Опять же вижу – все кругом пьют, дружки конечно. Ну, некоторые, правда, еще компанию ищут. Что ты будешь делать? А при мне, как на грех, только тридцать копеек. Ну и паспорт оказался. Жинка не учла его силу-то. Вот я его, горемычного, паспорт то есть, и сдал, значит.