При других обстоятельствах Наташа, наверное, заинтересовалась бы. Но сейчас ее переполняло отвращение.
— Нет, Нинель Даниловна, это меня не интересует. И колечко тоже. Спрячьте, пожалуйста. — Она решительно отодвинула от себя коробочку. — Если вы пришли только за этим…
— Нет, нет. Хотя вы меня безумно огорчили: Я ведь так к вам расположена. — Нинель Даниловна погасила сигарету и осторожно поправила мизинцем свои длинные, черные ресницы. — Я хотела вас попросить, дорогая. Ко мне приехал родственник. Двоюродный брат. Из Ташкента. Завтра уезжает обратно. Ему так хотелось бы повидать Петю. Умоляю, устройте. Никто не будет знать, клянусь. Хоть на одну минуту.
— Я вам говорила, Нинель Даниловна, что это не возможно.
— Но вы же врач, дорогая, вы же знаете, как это важно для больного. Он лежит у вас уже три месяца. И ни разу… ни разу… — Она всхлипнула и осторожно сняла с глаз слезинку. — Это так жестоко.
Наташа почувствовала неловкость. Ей и в самом деле было жаль Семенова: он долго и тяжело болел. Отравление было на редкость сильным, дало осложнения на печень, на кишечник. И его действительно все время никто не навещал. Так что тревога этой женщины в конце концов вполне понятна. Она сестра. А тут еще приехал двоюродный брат. Да, но он же видел Семенова? Тот, оказывается, даже встречал его на вокзале. Значит, Семенова туда привезли, нарочно привезли… Нет, ничего невозможно было понять.
И Наташа неуверенно спросила:
— А ваш двоюродный брат… он разве не видел Семенова?
Нинель Даниловна перестала плакать и бросила на Наташу настороженный взгляд:
— Что вы, дорогая! Как он мог его видеть? Я вас умоляю, пусть они повидаются. В любое время, на одну минуту. Клянусь, об этом никто не узнает. Петя ведь уже встает, выходит.
«Откуда она это знает?» — мелькнуло в голове у Наташи.
— Вы меня простите, — вздохнув, сказала она. — Но я просто не могу разрешить свидание. Не могу.
Нинель Даниловна снова заплакала.
Наташе стало ее жалко. «Может быть, все-таки разрешить? — подумала она. — Ну, не брату, так ей самой. Но для этого надо позвонить Александру Матвеевичу. Разрешить может только он». Наташа невольно взглянула на свои часики. Половина десятого. «Хорошо, если к утру управимся», — вспомнила она. Наташу вдруг охватила тревога, безотчетная, непонятная, в которой она даже боялась разобраться. Да, она, пожалуй, позвонит, еще не поздно. И… и там, конечно, ничего не случилось, с чего это она взяла?
— Хорошо, — сказала Наташа. — Я постараюсь. Позвоните мне завтра утром.
— Боже мой, как я вам благодарна, — всплеснула руками Нинель Даниловна, комкая мокрый носовой платок. — Вы даже не знаете, какой вы ангел! Все будет дико между нами, клянусь! — Уходя, она попыталась забыть коробку с кольцом на столе, возле сахарницы. Но Наташа решительно вложила коробочку ей в руки, и Нинель Даниловна побоялась настаивать.
Уже в передней она вдруг заметила висевшее на вешалке пальто дочери.
— Боже мой, Валечка у вас?
— Да. Она заснула, и давайте ее лучше не будить, — твердо сказала Наташа. — Она очень на вас обижена и хочет уехать к отцу.
— Глупая девочка! — вспыхнула Нинель Даниловна. — Ах, это такой трудный возраст. Вы еще узнаете, дорогая.
— Как раз тут дело не в возрасте, — покачала головой Наташа. — Я бы на вашем месте постаралась ее понять.
— Ах, с ней стало просто невозможно! Она на каждом шагу грубит и убегает из дома. Я измучилась, у меня не хватает сил воевать с ней. В конце концов пусть едет. Может быть, там ей будет лучше. И., бога ради, извините, дорогая. Мы столько причиняем вам хлопот, и я, и она.
Нинель Даниловна обворожительно улыбнулась и попыталась чмокнуть Наташу в щеку, но Наташа уклонилась.
«Какая она жестокая», — подумала Наташа, закрывая за Нинель Даниловной дверь.
Она заглянула в комнату. Валя спала. В своей кроватке посапывал Вовка.
Наташа перенесла телефон в кухню и с бьющимся сердцем набрала «02».
— Дежурный по городу лейтенант Ковалев слушает, — раздалось в трубке.
— Простите. Как мне позвонить товарищу Лобанову? — едва слышно произнесла Наташа.
— Майор Лобанов выехал на задание. Кто его спрашивает?
— Это… врач Волошина.
— Будет передано.
Наташа медленно повесила трубку.
«Выехал на задание». Опять на задание, каждый день на задание. И каждый день может что-то случиться.
Наташа порывисто встала и подошла к окну.
А через полчаса снова раздался звонок в ее передней, самый неожиданный звонок…
Машина стремительно неслась по ярко освещенным улицам, изредка сворачивая в полутемные переулки, чтобы сократить путь. Из-под колес веером разлетался грязный, сырой снег.
— Ну куда летишь, — недовольно сказал Лобанов. — Времени еще вагон. Самолет прибывает в двадцать два часа. Вон женщину чуть не обрызгал.
— Я, Александр Матвеевич, женщин очень уважаю, — лукаво ответил водитель, сбавляя, однако, скорость. — Я даже одну женщину сегодня домой отвез.
— Это кого? — удивился Лобанов.
— А доктора, Наталью Михайловну. Я как раз мимо больницы ехал. Гляжу, она в длинную очередь на автобус встала. А сама спешит, все на часики поглядывает. Ну я и подкатил.
— Ты ко всем, кто спешит, подкатываешь?
— Что вы, Александр Матвеевич, — обиделся шофер. — Это же не чужой человек. Вы же сами…
— Ладно, ладно. Молодец, что подвез. Устала она, наверное.
— Вот именно! А ей еще за сынишкой надо было. В детский сад. Симпатичный такой парень у нее. Я их оттуда и домой отвез, — осмелев, признался водитель.
Лобанов вдруг почувствовал зависть. Вот бы и ему встретить ее случайно. И с сынишкой. Интересно, какой у нее сынишка?
— Служебная все-таки машина, — укоризненно заметил сидевший сзади Храмов.
— Так у меня же как раз время было, Николай Степанович.
— Между прочим, она живет на одной площадке с сестрой Семенова, — сказал Лобанов. — Как ее зовут, забыл?
— Стуков а Нинель Даниловна, — ответил Храмов. — Знаменская, десять, квартира шестнадцать.
«Знаменская, — подумал Лобанов. — Мы сейчас как раз мимо проедем. Вот бы…»
Вскоре машина вылетела из города и, набирая скорость, понеслась по темному, пустынному шоссе. А еще через несколько минут вдали показались огни аэропорта.
Когда приехали, оказалось, что самолет из Москвы задерживается, по предварительным данным, часа на два.
— Вечная история, — проворчал Лобанов, выходя из комнаты дежурного в огромный, полный шума и суеты зал ожидания, где у закрытого газетного киоска покуривали Храмов и водитель.
— Ну что будем делать? — спросил он у товарищей.
— Ждать, — коротко ответил Храмов.
— Да, в город возвращаться нет смысла, — согласился Лобанов. — Тем более что обстановка может каждую минуту измениться. Свяжись с дежурным по городу, предупреди. А я, пожалуй, пройдусь.
Запахнув пальто, он вышел через широкие зеркальные двери в сад перед аэропортом. Там он огляделся и, секунду помедлив, миновал стоянку машин и двинулся по темной аллее, с наслаждением вдыхая сырой, холодный воздух. По сторонам молчаливо стояли высокие, заснеженные ели.
Непонятное беспокойство овладело Лобановым. «Что это ты?» — удивленно спрашивал он себя и не находил ответа. Конечно, положение складывается серьезное, что и говорить. В городе скрывается опасный преступник, и только через него можно выйти на ташкентскую банду. Ни Семенов, ни Трофимов больше ничего не дадут, они просто ничего и никого больше не знают. Завтра, кстати, Трофимова отправят домой, арестовывать его нет оснований. И это даже к лучшему. Надо только предупредить Нуриманова, пусть они там посмотрят за ним. Сергей сообщил, что чемодан случайно обменен и он у кого-то в Борске. Так Лобанов и думал. Значит, надо искать еще и чемодан. Ну теперь приезжает Сергей. Ответственности вроде будет поменьше. Впрочем, дело, конечно, не в ответственности. Спокойнее как-то будет, увереннее. С Сергеем отлично работать. Он талантлив, вот что. И стал мастером, настоящим мастером сыска. Это можно было предвидеть еще тогда, в МУРе, когда Сергей только пришел туда, по первым делам можно было предвидеть. И просто здорово, что он теперь приезжает. Да и потолкуют они всласть, по душам потолкуют. А это сейчас Лобанову тоже надо, очень даже надо. «Ну так чего же ты?» — снова спросил он себя и снова не нашел, что ответить. А непонятное беспокойство все росло и требовало каких-то действий, требовало куда-то ехать, куда-то спешить.