Все утро они вылавливали разбредшихся по дому гиен и собирали тела. Оружия и наркотиков было изъято столько, что можно было раскумарить и повести в атаку всех талибов Афганистана.
Списки Тена произвели фурор как в соответствующих организациях, так и в деловых кругах. Обиженными остались две сотни почтенных граждан области и страны. Назревали шумные судебные процессы, а под этот шум остальные владельцы дорогостоящих авто потихоньку делали экспертизы номеров агрегатов. Чем черт не шутит…
Табанцев уже десятые сутки находился в следственном изоляторе. Сидел он в «красной хате», с подобными себе горемыками из правоохранительных органов. Бывшими.
На седьмые сутки я не выдержал и прибыл в СИЗО. Прибыл, естественно, не на свидание, а для допроса. Вязьмин без проблем выписал мне отдельное поручение для его производства.
Сидя на прикрученном к полу табурете и опершись на прикрученный к полу стол, я курил и откровенно скучал. Прибыл я немного не вовремя — продол, где содержался бывший замначальника ГИБДД, принимал пищу. Никто выводить его ко мне в это время не будет. Обед заканчивался через четверть часа, и это было для меня много. Выбросив окурок в форточку, я решил стать гостем. У радушных хозяев этого учреждения всегда есть крепкий, почти черный чай, нарды и анекдоты, рассказываемые в режиме нон-стоп. Кабинет оперов СИЗО. Самые хитрые обитатели подобных учреждений. Они страшны по своей натуре для контингента здесь и совершенно безобидны для этого же контингента на воле. Я бы никогда не смог работать опером за решеткой. Это другая линия поведения и совершенно иные методы работы. Упор делается на другие ценности, и на теле жулика выискиваются мозоли, на которые я не обратил бы внимания. Но поставь этого опера на мое место — он, словно котенок, будет тыкаться носом в стены.
Аркаша Федорцов, когда я приоткрыл дверь, прихлебывал из стакана «конвойный» чаек и обставлял, как ребенка, какого-то конвоира. Стук нардовых фишек я услышал еще в коридоре. Положение «дубака» было безнадежно. Аркаша последний раз выбросил кости, протянул руку к доске и собрался было сделать сокрушительный удар по позициям противника, но увидел меня. Он махнул мне рукой и объявил сопернику, что тот может отдыхать, тренироваться на тряпочках, а потом снова приходить.
— Заходи, Сергей! Слышал, напряги у тебя по службе? Бери стакан, я чайку налью.
О моих коллизиях было известно уже в СИЗО. Думаю, что не только операм.
— Одним служебным расследованием больше, одним меньше… Не привыкать, — я так и не понял, кого из нас двоих я успокаивал.
— Васильевич, поскольку здесь замкнуто около трех сотен человек, могущих тебя заинтересовать, позволь полюбопытствовать: по чью душу?
— Табанцев.
— А-а, — многозначительно протянул опер. — Сложный, очень сложный пассажир.
Аркаша рассказал мне, что практически сразу он зарядил камеру своим человеком. В общем-то, никаких усилий для этого предпринимать не нужно было. У толкового оперативника в каждой камере есть человек. В камере для бывших сотрудников правоохранительных органов, преступивших закон, на Федорцова работал молоденький следователь из области. По молодости, наивности и непроходимой глупости он взял взятку в виде тридцати бройлерных цыплят и прекратил уголовное дело по краже соседом бороны у соседа. Управление собственной безопасности ГУВД хлебом не корми, дай сломать на преступлении века действующего мента. Это они и сделали. Сейчас было неясно одно: реальный срок получит экс-следователь или условный. На этом и сыграл коварный Аркаша, пообещал словечко перед судом замолвить. Вот и трудился глупец как стахановец.
— Ты мне вот что скажи, зеленая рубашка… — Аркаша не обижался, когда я его так называл. Мы дружили слишком долго для того, чтобы обращать внимание на нюансы. — О чем в хате Виталий Алексеевич переживает? Мучает ли совесть его? Стремится ли весточку на волю передать?
Федорцов поморщился.
— В том-то и дело, что парень упрямый. С вами, ментами, вообще тяжело. Умные вы чересчур.
Отодвинув ящик стола, он вынул лист бумаги. Одного моего взгляда было достаточно, чтобы понять: передо мной агентурное сообщение.
Читаем…
«Между мной и арестованным Табанцевым сложились доверительные отношения. В связи с тем, что я, очевидно, вскоре буду осужден и мне будет назначено наказание, не связанное с лишением свободы, Табанцев стал проявлять ко мне интерес…»