Э-эх… Наивность человеческая! «Не связанное с лишением свободы». Кто тебе это сказал? Федорцов?
«В ходе разговоров он выяснял, с кем я поддерживаю отношения, кого из сотрудников полиции знаю, когда у меня суд. Узнав, что суд через неделю и что я вскоре буду переведен в другую камеру, он попросил меня после суда съездить на адрес: ул. Железнодорожная, д. 56, кв. 18, к его матери, и передать ей следующее: «Я все помню. Если не хочешь, чтобы я поссорил тебя со всем миром, найми хорошего адвоката и положи мою долю наследства на зарубежный счет».
— Адрес пробивали? — машинально спросил я, совершенно позабыв, где нахожусь.
— Адреса пробивать, Сергюша, это ваше дело, — ухмыльнулся Федорцов. — А наше — на путь истинный вас направлять! Если я еще по городам да весям мотаться начну…
— Спасибо за чай и за помощь, Арканя! — я вернул ему лист. — Ты мне сейчас очень помог. Когда парня переводят в другую камеру?
— Уже перевели.
Я подумал.
— У меня к тебе просьба будет… Не посылай рабочее дело на зону. Нет такого стукача в природе, хорошо? И никогда не было. А я поделюсь с тобой убийством. Заметано?
Федорцов тяжело вздохнул и стал вытаскивать из голубоватой пачки сигарету. Сделка ему нравилась. Но он был разочарован моей просьбой.
— Все тот же романтик и праведник? Тебе жалко этого подонка?
— Жалко, — сознался я. — И потом, он очень мне сейчас помог. А там все равно от него толку не будет.
Через несколько минут ко мне приведут Табанцева. Стукача, которому он доверил передачу информации для неизвестного, в камере уже нет. Майор ему ничего не сделает. Рискнуть? А если это не что иное, как проверка Табанцевым надежности стукача? Ляпнул первый попавшийся адрес и сейчас ждет реакции. Если следователи или опера начнут подводить его к улице или другому, связанному по аналогии с его фразой, он все поймет и пойдет уже другим путем. А если нет? Если стукач — последняя надежда Табанцева? Когда еще представится случай быстрой передачи на волю информации?
Невозможно описать чувства майора, когда он увидел за столом меня. Злоба, раздражение, досада и разочарование. Четыре в одном. Резко развернувшись в дверях, он сказал:
— Уведите меня обратно в камеру.
— Пшел! — женщина-конвоир, похожая на Монсеррат Кабалье, толкнула Виталия Алексеевича то ли бюстом, то ли животом. — К тебе тут не на свиданку привалили, а по делам!
Табанцев сел за стол и уставился в стену.
Разговаривая с майором, встречая его полное несогласие идти на контакт, я постоянно думал: стоит ли поднимать вопрос о стукаче? С одной стороны, я могу пойти по ложному пути и, начав отрабатывать адрес, потерять время. С другой — поняв, что он офлажкован, Табанцев может совершить глупость и незаметно для себя прокачаться на нелепой случайности.
— Ладно, Виталий Алексеевич, хватит. Ты просто быкуешь, а разговаривать с быками я не умею. Адвокат нужен? Без подлянок? Денег у тебя в кубышках пруд пруди. Потянешь хоть Барщевского, хоть Кучерену, хоть Падву. Звякнуть кому? Сколько предлагать?
— Пошел ты… — Табанцев культурно сплюнул в стоящую рядом пепельницу. — Для себя правозащитника припаси! Скоро здесь встретимся.
— Последний вопрос, — я наклонился к Табанцеву и шепотом спросил: — Что ты Шарагину сказал?
Майор секунду думал, а потом так же шепотом зловеще произнес:
— Что ты Жилко только что завалил, а сейчас к нему едешь.
Я окликнул Монсеррат и встал из-за стола.
— Мне терять нечего. Не нужно о сокровищах думать, в банк не припрятанных. Если я сюда и войду, то моего на воле ничего не останется. Прощай, Табанцев.
И тут он понял.
До него дошло, что я владею информацией, и «прощай» в конце прозвучало для него как приговор.
Я уходил по одному коридору, Табанцева уводили по другому. Когда я вышел на улицу, в моих ушах звенело:
— Загорский, сука! Сдохнешь скоро, как собака! Я обещаю!..
Улица Железнодорожная. Мы с Ваней вышли на перекрестке и уперлись в дом номер 40. Недалеко и до дома 56.
Дверь в квартиру 18, как и предполагалось, никто не открыл. Пересвист соловья после нажатия кнопки звонка был достаточно хорошо различим даже на лестничной клетке. Дверь одна, деревянная. Замок английский. Вынув отмычки, я стал ковыряться в замке. Защищая закон, что-нибудь да нарушишь. Не кражи ради, а справедливости во имя.
Однокомнатная квартира, чистая, без запаха, свойственного притонам и ночлежкам. Из мебели одинокая, аккуратно заправленная кровать и два сдвинутых рядом стола. Я мысленно прикинул: для чего было их так сдвигать? Либо покойника в гробу на него положить, либо гулянку устроить.