Черт возьми, неужели это обо мне?
— Но она же была без туфель, — вставил второй, и уже с легким раздражением.
Первый громко вздохнул и примирительно добавил:
— Вряд ли туфли уж так бы ей помогли. Она здорово набралась. Во всяком случае, когда я ее волок, она была в полной отключке. Алкоголичка — это уж точно, я таких повидал…
Я напрягла слух, но ответа не последовало, а первый продолжал канючить:
— А может, я ее по-быстрому куда-нибудь сплавлю? Я все-таки телохранитель, а не носильщик, тем более не повар. — Возникла пауза, нарушенная все тем же первым, но уже с капризной по-детски интонацией: — Да я ничего не умею готовить, кроме яичницы, в крайнем случае омлета.
— Отлично, приготовь омлет, — властно поставил точку второй.
Где-то глухо хлопнула дверь, и все затихло.
Я еще минут пять полежала с закрытыми глазами, прежде чем мне удалось их разлепить. Мои веки как будто кто-то предусмотрительно намазал хорошим клеем. Общее же состояние вообще не поддавалось описанию, такое чувство, что в голове свила гнездо и вывела птенцов маленькая бойкая птичка, и теперь все семейство дружно чирикало и делило особо вкусного червячка.
С большим трудом мне удалось сосредоточиться и кое-что вспомнить — Карена, Рунова, Мальчика, огромный зеленый стол — на нем я, кажется, и заснула. Правда, при беглом осмотре помещения, в котором я находилась, упомянутый зеленый стол не обнаружился. Обнаружилась огромная, точно цирковой манеж, кровать, на ней я и лежала. А еще ковер на полу, лиловые портьеры. Все это выглядело в размытых тонах и схематично, будто нанесенное пунктиром. Для того чтобы разглядеть еще что-нибудь, требовалось изменить положение или, по меньшей мере, повернуть голову, а это в нынешнем моем состоянии было проблематично.
Я опять напрягла зрение, и (о, радость!) предметы, которые мне удалось разглядеть, обрели резкость, и я увидела себя в огромном зеркале на стене. Да, это была я, в кареновском изумрудном платье, порядком измятом, похожем на увядший листок.
В дверь бесцеремонно просунулся парень с более чем сомнительным прозвищем Мальчик и, криво ухмыляясь, заявил:
— Если хочешь есть, иди на кухню.
Сделав столь заманчивое предложение, он исчез, не дожидаясь ответа.
Я встала и в своем увядшем платье поспешила на зов Мальчика. Чего мне это стоило, не поддается описанию.
Квартира, в которой я оказалась, была большой и какой-то необжитой. Я передвигалась по ней, словно измученный первооткрыватель по антарктическим торосам. Скорее всего здесь не жили в обычном понимании этого слова, а только ночевали, хотя для случайной ночевки апартаменты выглядели чересчур шикарно. Мебель производила впечатление только что привезенной из магазина и кое-как распакованной. Набивной тюль еще не утратил специфический «фабричный» запах, а вычурные бра на стенах вызывали воспоминания о модерне начала века. Одним словом, отличные декорации к фильму из заграничной жизни!
— Декаданс какой-то, — бормотала я, пытаясь найти ванную и обнаруживая за очередной дверью то кабинет с библиотекой, то бильярдную.
Но когда я все-таки нашла ванную, то сразу поняла, что это мечта эстета-самоубийцы. Голубая ванна была словно создана для того, чтобы, полоснув по венам краем разбитого бокала, исступленно наслаждаться видом собственной крови, которая стекает в воду. Я так живо представила себе эту картинку, угодливо подсунутую разгулявшимся воображением, что меня взяла оторопь. Пожалуй, Карен все-таки имел кое-какие основания считать меня извращенкой.
От мыслей о Карене тоскливо засосало под ложечкой. Я вздохнула, повернула кран и обреченно опустила голову под струю холодной воды.
Кухня выглядела более обжитой, возможно, благодаря присутствию в ней одушевленного лица — сопливого зануды Мальчика. Он сидел на стуле и читал книжку в цветной обложке, очевидно, смакуя какой-нибудь очередной дешевый мордобой, или только делал вид, что увлечен чтением. Потом, не глядя на меня, равнодушно поставил на стол тарелку с застывшей яичницей — можно было подумать, что изжарили ее по меньшей мере неделю назад. Аппетита она не вызывала, впрочем, в тот момент я бы побрезговала даже осетриной в собственном соку.
На мой отказ вкусить яичницу Мальчик безразлично пожал плечами, показывая всем своим видом, что нисколько не обеспокоен моими проблемами. Неожиданный приступ слабости заставил меня присесть, я положила руки на стол и задержала дыхание, стараясь усмирить разбушевавшееся сердцебиение. Когда я подняла глаза, передо мной стояла початая бутылка коньяку и рюмка. Единственная! Все ясно: Мальчик, конечно, стопроцентный трезвенник. Ох уж эта современная молодежь! Половина юнцов пьет что попало, остальные — ничего, кроме молока. Мальчик явно относился к последним — правильный образ жизни, карате-марате, ниндзя доморощенный!