— А чего было замечать — она сама сказала! — твердо и убежденно произнесла Зорка, не меняя позы и всем своим видом подтверждая, что для нее это истина, не вызывающая сомнений. — Сколько раз они издевались над Венче, без конца трезвонили ей на работу, особенно старая: ты, вонючка, ты что не освободишь человека? Что вцепилась в него, как клещ? Если не можешь как следует накормить мужа, держать его в чистоте и порядке, ишь развела грязь везде, так я тебя как следует почищу!.. Венче мне все рассказывала. Придет с работы, бывало, его нет дома, она плачет, поделиться не с кем, вот она мне и выложит все, что на душе наболело… А потом говорит не могу больше, убью себя, пусть конец будет этому…
Зорка, по-прежнему облокотясь на стол, чуть наклонилась вперед и вперила в меня свои выразительные «японские» глаза (разрез у них такой):
— А теперь главное. В тот вечер старуха принесла с собой к Томановым одну такую интересную бутылку… У нее в руках была хозяйственная сумка, старая, ручки потерлись и вот-вот оторвутся, в ней разный был хлам, но я увидела бутылку от лимонада с металлической крышечкой. Я как раз подметала в прихожей, она прошла мимо, и я увидела бутылку. Это потом я вспомнила о ней, о бутылке, когда тут весь сыр-бор разгорелся… А в бутылке было что-то похожее на оливковое масло — это и есть отрава… А когда Венче выбежала из комнаты, а Гено за ней — старуха и влила отраву!
— Влила? Куда влила? — Я был слегка обескуражен ее натиском и не мог скрыть этого.
— Как «куда»? В масло, в бутылку с маслом, на котором Венче готовит. А когда Гено вытолкнул ее с порога, она успела ему сказать, чтобы не ел дома.
Увы, версия не показалась мне убедительной, и я с новой силой обрушил на Зорку серию вопросов:
— Почему вы думаете, что старуха принесла отраву? Почему именно в бутылке из-под лимонада? Почему вы считаете, что она влила эту жидкость в бутылку с маслом, на котором Невена готовит? И, наконец, почему именно она причастна к отравлению, а не кто-то другой, например, муж Невены?
— Она! Только она! А не Гено. Гено — нет. Он жадный, испорченный, но он — трус. И хитрый. На гнилую доску ни за что не ступит. Я хорошо его знаю. Он мог знать, даже помочь, но сам, лично, нет, ни за что! А про бутылку я потом вспомнила, когда разговоры пошли и ваши люди тут выясняли… Да и моя подруга, она медицинская сестра, тоже говорила, что этот яд очень на оливковое масло похож… Вы не сомневайтесь, я тут много передумала разных разностей…
Пока она с жаром доказывала свою правоту, мой взгляд случайно упал на две небольшие полки с книгами, прибитые к стене у окна. Я встал, подошел к полкам и попытался прочесть названия книг. Но они были старые, и корешки поистерлись. Я вернулся к столу и вслух высказал предположение, которое родилось у меня в середине Зоркиного «доклада».
— Скажите честно — небось любите детективы?
Ответ немало удивил меня:
— Нет, не люблю и не читаю. Да они и не попадаются мне. Я люблю читать романы про любовь. Старые романы почти все прочитала, а вот новых нет, не пишут. Я и Венче просила достать, она ведь в читалиште работает, а она говорит — нынешние писатели про другое сочиняют, а про любовь нету… А вы почему спрашиваете?
— Да так просто, к слову пришлось. Пожалуйста, продолжайте дальше.
— О чем?
— Ну хотя бы вот о чем — когда Гено вернулся домой? Как вам показалось — он уже знал о том, что случилось?
— А, Гено? Нет, по-моему, он ничего не знал. Вернулся он вроде бы около семи. На машине «фольксваген», здорово разбитой… Вошел в дом, постоял… А я жду, что будет дальше… Он вышел из комнаты, в руках какой-то пакет, завернутый в газету, оглянулся… Потом подошел к машине, открыл дверцу, положил пакет на сиденье и захлопнул дверцу. Постоял рядом, видно удивлялся чему-то, и вернулся обратно. А я стою в прихожей. Он и спрашивает: «Где Венче?» Тут я ему все и рассказала. Он смотрит на меня во все глаза и будто ничего не соображает… Только спросил: «Она жива?» Ну, я говорю: была жива. Он вышел во двор, сел в машину и уехал.
— А когда вернулся?
— Не возвращался он ни этой ночью, ни на другую ночь… Несколько дней пропадал; где жил, где ночевал — не знаю. А может, приходил, когда я на работе была. Но, думаю, не было его. Я заходила к ним в комнату — все как было, когда Венче забрали.
— Так. А вот еще — вы сказали, что в тот вечер он вынес из комнаты какой-то пакет. Что, по-вашему, там могло быть?
— Не знаю… Что-то завернутое в газету, продолговатое такое, как бутылка…
Она сверкнула на меня глазами и замолчала, будто язык прикусила. Вероятно, хотела сказать, что там была бутылка с маслом, что старуха наверняка успела предупредить его, чтобы он унес отраву, а то ее найдет милиция… Но ничего этого она не сказала — видно, ее детективная фантазия малость притупилась. Однако через секунду-другую она все же добавила: