Выбрать главу

О своих делах рассказывает охотно, но при этом сам остается будто в тени. Очень правильно заметил в разговоре со мной бывший непосредственный начальник Алексея Павловича Борис Ефимович Стекляр: «О нем узнаете из того, как он рассказывает о других».

Чернов много трудится, своей работой по-юношески увлечен. Но в разговоре то и дело возвращается в тревожные годы молодости, вспоминает то, чему отдал лучшую и большую часть жизни. Он изъездил, исходил почти все пути-дороги Ровенщины. Работал Чернов в 26 районах из тогдашних тридцати. Он все прекрасно помнит – называет даты, имена, клички, населенные пункты, будто речь идет не о событиях сорокалетней давности, а о вчерашнем дне.

– Алексей Павлович, вы говорите так, словно книгу читаете.

– Знаете, если бы пришлось об этом писать, мне кажется, я бы управился быстро. Нет, не потому, что я такой способный, а потому, что уж очень глубоко вошли дела службы в душу. И уже ничто и никогда ее с ними не разъединит.

Алексей Павлович задумчиво смотрит в окно. За стеклом на фоне потемневшего вечернего неба сверкают легко летящие снежинки.

– Когда анализируешь и оцениваешь события, так казать, на расстоянии, кажется, четче видишь отраженные в них закономерности, – продолжает, глядя в окно, Алексей Павлович. – Вот, к примеру, такой эпизод. В сельсовет пришла взволнованная женщина и со слезами обращается к председателю: «Помогите, нету больше моих сил – десять лет терплю. Лучше бы он убил меня, чем такая пытка». И она рассказывает о том, что ее муж, бывший бандеровец, скрываясь от возмездия, вырыл в хате, прямо под печью, бункер и многие годы там существовал. Вылезал из норы только по ночам. Но вот уже несколько суток не подает голоса. Пошли в дом. Вытащили бандита из ямы. Он оказался живым, но очень слабым. Ведут его к сельсовету, люди с ужасом смотрят. Прошел он немного, свалился да так на улице и испустил дух. По заключению специалистов, не выдержал яркого дневного света.

…Искрится и звонко скрипит под ногами свежий снежок. Небо освободилось от туч, усиливается морозец. Дышится сладко и легко.

– Не все нравится мне в большом городе, я привык жить в райцентрах, – откровенничает Алексей Павлович. – Люблю смотреть на звезды, а над огнями большого города они светят тускловато. Смотреть на звезды – значит любоваться красотой. Это в какой-то мере помогает отходить от суетливости. Когда мне представляются такие минуты, всегда думаю: «Счастливый ты человек, Чернов. Вот ходишь себе по земле, созерцаешь ее прелести. А помнишь, пули не раз пробивали на тебе шинель. Но ты все же есть. И счастлив ты не потому, что живешь, а потому, что всегда был нужен людям».

Он внимательно смотрит мне в глаза и повторяет:

– Да, это правда, я – счастливый человек.

Владимир Комаровский

НАГРАДИТЬ ИМЕННЫМ ОРУЖИЕМ

НОВОЕ НАЗНАЧЕНИЕ

Начальник Заречненского райотдела МГБ старший лейтенант Лубенников, как обычно, лег спать далеко за полночь. За окнами, замурованными кружевной изморозью, успокоилась метель; степенно плыли куда-то грязновато-белые, точь в точь как льдины или сугробы лежалого снега, тучи, и когда в образовавшуюся между ними полынью попадала луна, синий свет искрящегося снега, казалось, поднимал выше потолок, раздвигал стены. Старший лейтенант, засыпая, усмехнулся неожиданной мысли: братцы, а ведь через несколько дней новый, 1950 год! И что ни говори, есть основания полагать, что будет он чуточку легче. Нет, серьезно. Ведь район полностью очищен от оуновских бандитов, остались Сокол и эта девка-красавица, его зазноба. Вот Сокола надо поскорее обезвредить – и тогда полный порядок, можно будет дух перевести…

Он уснул, даже не подозревая, что все выйдет по-другому, что год грядущий навалится глыбой опаснейших дел, каждое из которых предъявит к нему требования по самому суровому счету.

Через два дня, на исходе декабря, Лубенников отправился в Ровно по вызову начальника управления МГБ области гвардии полковника В. Г. Шевченко. Старший лейтенант не раз встречался с Владимиром Григорьевичем и знал, что по пустякам Шевченко не вызывает. Гвардии полковник так строил работу управления, чтобы каждого приучить к самостоятельности, инициативе.

Не изменяя своей привычке встречать подчиненных у себя в кабинете почти у самой двери, Шевченко с искренним радушием пожал Лубенникову руку, жестом указал на стул. Сев рядом, поинтересовался: