– Неужель обманула султана проклятая бестия?
– Нет, дорогой, лишь исполнила предсказание. Об убийстве никто и не думал, лишь мечтал о любви и свободе несчастный принц, запертый в дальнем крыле дворца. И прониклась к нему симпатией дочерь тьмы, и открыла дорогу к престолу… о своей измене говорила она, ведь являлась тоже ему семьей, да не думал султан о коварстве и лжи недомолвок.
– Воистину, джинны – опасные твари.
– Как узнаешь теперь, джинн ли, шайтан… али просто дева лукавая?
Твое сердце поймаю в сладкий капкан,
В моем голосе слышишь желанный обман,
Обещанья свои вновь не спрячешь в карман.
Лишь на лампу я правду меняю, султан…
Ни о чем не тревожься и выпей вина,
Для тебя угощенье: инжир, пахлава,
По округе давно уже ходит молва:
Дочь шайтана воистину очень сильна.
Повинуюсь покорно, о, мой господин…
Что за тень на челе?Ты рожден не один?
Жизнь тебе сохраню, но разрушу дотла.
Этой мести я слишком уж долго ждала.
О ведьмах
FOR
Я прочту тебе сказки темной луны,
Тихо белой волчицей зайду в твои сны,
В странных глазах бесконечная даль,
В свое зелье добавлю полынь и миндаль.
В нем любовь и защита, огонь и вода,
Пей, не бойся – тебе не желаю вреда,
Амулетом расправлю клубочек дорог,
Чтобы ты не плутал и найти меня мог.
Шепот свой я оставлю в дыхании костра,
И уйду… Ну, а ты – отдыхай… до утра.
ВЕДЬМЫ
Ранней весною ведьмы садятся в круг,
Пишут сказки от сумерек до самых первых огней,
Летним вечером ведьмы дружно идут на луг,
Гривы плетут табуну вороных коней.
Осенью ведьмы в котлах своих варят чай,
А в конце октября по улицам бродят днем,
Зимней ночью на стеклах ведьмы рисуют май,
Ведьмы – люди, с улыбкой идущие трудным путем.
О русалках
Нежные прозрачные потоки ласкают кожу, игриво ловит в объятия теплая сеть солнечных бликов на дне, играют в бесконечные салочки серебристые рыбки, похожие на россыпь мелких монет, она опускается на мягкое бархатистое дно, пальцы переплетаются с шелковистыми нитями водорослей, хвост утопает в иле, мелкие песчинки плавают над головой, она может наблюдать за ними целую вечность… но иногда ей очень хочется поговорить. Она издали наблюдает за людьми, прячась за скалами по шею в воде, и тогда звуки становятся чётче, а ярко-золотой, горячий, искрящийся, как чешуя, шар над головой становится ослепительным. Ей нравится выныривать на поверхность, но капли воды быстро уносятся с кожи порывами ветра, такими жесткими по сравнению с привычно-упругими волнами, и тогда щеки, губы, глаза начинают противно зудеть. Но под водой это быстро проходит.
Временами она находит забытые или потерянные людьми вещи, чаще всего блестящие круглые камешки, люди называют их по-разному: «монеты», «мелочь», «день-ги». Пальцы привычно перебирают скользкий ил, до тех пор, пока не находят что-то еще более скользкое и гладкое. Тоже круглая вещица, похожая на монетки, золотистая, но гораздо более тяжелая и висит на цепочке, словно кулон. Она видела много украшений и знает названия всех, больше всего ей нравится блеск колец на лишенных чешуи пальцах…
В новой находке виднеется щель, узкая, как в раковине моллюска. Люди странные, зачем создавать такую штуковину, можно же просто достать раковину со дна.
Рассматривая и ощупывая идеально ровную гладь металла, она случайно нажимает на выступ странной искусственной ракушки, и та открывается, внутри нее, кажется, тоже кто-то живет! Человеческая вещица выпадает из рук, и ей приходится наклоняться, чтобы разглядеть поближе маленькую черную палочку, ползающую по белому кругу. Жучок? Не похоже…
«Ча-сы» – всплывает из памяти давно забытое слово. Это называется часы, они нужны, чтобы определять время, когда пора что-то делать, когда кушать, а когда спать. Сейчас ей это не нужно, она делает что захочет и когда захочет, а раньше… она не помнит, что было раньше, но эти часы – вполне симпатичная находка. И они явно тут совсем недавно – иначе погрязли бы намного глубже. Может, их кто-то уронил?
Она осторожно поднимается на поверхность, замирает на мгновение, осторожно выглядывает из-за влажного серого камня, опасаясь оказаться замеченной владельцем часов. На одном из соседних камней действительно сидит мужчина, устремив вдаль горький уставший взгляд. Он не кажется ей опасным, он стар, он не станет вредить ей, и она подплывает поближе, протягивая ему часы.
– Хелен?! – вскрикивает он, поднимаясь на ноги. – Хелен?!!
Вопль пугает ее, она мгновенно ныряет обратно, отплывая так быстро, как только может, сердце стучит где-то в висках, хвост и плавники на предплечьях работают из последних сил, она успокаивается, только вернувшись домой, в свою уютную пещеру, она забивается в угол и дрожит…
Домой. Это слово напоминает о человеческих жилищах, о шепоте ветра, уютном тиканье часов. Часы, часы, они тикают так громко, они тикали так громко по всему дому, все в лад, и это было по-настоящему чудесно, когда отец захлопывал крышку и говорил «ну вот, теперь беги», и неподвижные стрелки сломанных когда-то механизмов вновь оживали! Это было уютно – лежать на кровати, мягкой, как ил, смотреть в распахнутое окно, любуясь растекающимися по морю последними лучами солнца, смотреть на картонные силуэты далеких, невидимых днем гор, вдыхать запахи нагревшихся за день камней мостовой, булочных, овощных и фруктовых лавок, засыпать под нежное переплетение морского и часового шепота, чтобы утром проснуться еще до рассвета, сорваться с постели и босиком прибежать к морю, спокойному и безлюдному, погрузиться в ласково-бирюзовые волны и вернуться домой к завтраку, пропитавшись солено-ветреным ароматом…
Однажды утром на берегу были люди, они кричали и били друг друга, пока один из них не достал револьвер, и жуткий грохот не порвал окрестности огненным взрывом, из её ноги хлынула кровь, расцветая в воде алыми лепестками… почему из ноги? У нее же чудесный, сильный и ловкий хвост…
– Хелен! Хелен?!…– продолжает звучать взволнованный голос. Она неохотно открывает глаза, нехотя отпуская уютную тьму.