— Андрей Александрович, я что, похожа на паникершу? Или на конкретную блондинку, у которой от перекиси водорода мозги спеклись? Разговор этих двоих вам слово в слово воспроизвела. Все как услышала, — не дура, понимаю, что все на самом деле может оказаться с точностью до наоборот, но предчувствие не обмануть. Тоже думала об этом. Но то, как отреагировал на мой вопрос о нашей судьбе медик, наводит на мысль, что я права.
— На блондинку мозгом ты не похожа. Да и память у тебя, я проверял, отменная, склерозом не страдаешь.
— С-с-спасибо на добром слове, — шиплю раскаленным чайником, вызывая смешки у окружающих.
— Не за что. А теперь давай вспомним все, что ты услышала в медотсеке тем вечером ещё раз.
С сомнением посмотрела на ласково улыбающегося мне безопасника. Не по себе как-то стало.
— Мы поможем тебе… — обрадовали меня.
Зря я на все это согласилась. Ой, зря-я-я… Кто б мне раньше сказал, чем это все для меня аукнется!
Когда всякие психологические примочки и даже попытки гипноза не дали желаемого результата, в ход пошла тяжелая артиллерия. Арсенал бывших коллег поражал разнообразием, а фантазия офисных обитателей, подкрепленная многочасовыми тематическими играми, не имела совершенно никаких границ. Дальше, только настоящие пытки.
Щекотка. Перекрестный допрос с особым пристрастием в исполнении Лизы и отмороженного Виталия (идеальный дуэт!). Ирочка вообще отличилась особой оригинальностью, предложив сделать мне интимную депиляцию.
Эта стерва, клялась и божилась, что после этой процедуры я точно выложу все и даже больше. Извращенка!
— Каким образом? Ты мне зубами там выдергивать все по волоску будешь?
Моё праведное возмущение из дальнего угла кровати звучало жалко, но вполне натурально.
Ну не говорить же им в самом-то деле, что там и нет особо ничего…
Ира заткнулась, зато Лиза, в компании теперь уже с Максимом, снова принялись меня щекотать. Еле отбилась.
В общем, у этих доморощенных особистов получилось вытащить из меня все и даже чуть больше. Теперь сидят, спорят, ругаются. Решают как нам дальше быть и что делать. Даже японцев к обсуждениям подтянули. А я лежу, рассматриваю потолок и лениво помахиваю в воздухе свешенной через край босой ногой. Надоело.
— Ну и чего спорите? Вы же не знаете, что там на этом Тсонге нас ждет.
— И как нам это узнать? — яда в Ирке, дивизию потравить можно.
— Не знаю, — пожимаю плечами, но вряд ли это кто увидел. — Никар обещал ещё прийти, может у него получится спросить…
Установившуюся тишину можно было резать. Даже не удержалась, собрала последние силы и, повернув голову, смогла лицезреть потрясенные моськи моих мучителей.
— А вы б орали потише. А лучше вообще, молчите. Вдруг нас слушают.
Все, месть можно считать свершившейся. И пусть после моего рассказа это уже практически бессмысленно, все равно радует, что мне первой пришла в голову это светлая мысль.
За следующие три дня, медик навещал меня дважды, надолго забирая из общества коллег. Проводил какие-то исследования, задавал множество уточняющих вопросов. В эти минуты нашего общения он казался мне маленьким ребенком истово желающим знать ВСЁ. Буквально.
Он засыпал меня вопросами о моём детстве, о родителях, об учебе. Вынудил вспомнить распорядок дня и рабочие нагрузки. Долго удивлялся нашему представлению о здоровом образе жизни.
— Хочешь сказать, что именно из-за долгого пребывания на солнце и здорового питания мы непременно умрем раньше времени?
— Непременно! Кстати, какова продолжительность жизни людей?
— В развитых странах с высоким уровнем жизни — лет по восемьдесят-девяносто живут. Долгожители так вообще, до ста двадцати.
Медик за голову схватился. Кинулся вносить какие-то поправки в свои записи.
— А тебе сколько? — оторвав голову от планшета, спросил, слегка заикаясь.
— Двадцать четыре, через три месяца будет.
Он весь как-то побелел, прищурился.
— Это из расчета скольких дней в году?
— У нас их триста шестьдесят пять в году, каждый четвертый год — високосный, тогда прибавляется еще один день.
Никар повторно схватился за свою многострадальную черепушку. Вскочил, начал круги по кабинету нарезать, бормоча себе под нос нечто маловразумительное.
— Восемь тысяч семьсот шестьдесят шесть на четыреста двадцать один, — резко замерев на середине пути между столом и дверью, схватился за голову, взвыв как пожарная сирена. — Ты же несовершеннолетняя!
Надулась от такой заявы.
— А по нашим законам, совершеннолетняя.
Меня проигнорировали. Никар ничего не объясняя, просто выбежал из медотсека, оставив меня один на один с энциклопедией рас Союза Содружеств. Вовремя я её выпросила, хоть будет чем заняться.
— Глава, так сколько?
Капитан, на показ фривольно развалился в штурманском кресле, закинув ноги в высоких, штурмовых ботинках на приборную панель и со снисходительной миной на лице смотрел на своего оппонента. Хмурый мужчина с проекции, осуждающе выгнул одну бровь.
— А у тебя нигде ничего не треснет? Твои запросы с каждым разом становятся все больше и больше. Так глядишь, при нашем следующем разговоре от твоей все пребывающей наглости, я решу, что тебе прикрытие больше не нужно…
— Ну не могу же я отдать такое сокровище, что само попало мне в руки, когда ВАШИ люди так лажанулись, за сущий бесценок?! С каждым днем все больше узнавая о человечках, я прихожу к мысли, что мне выгоднее сдать их Содружеству, с повинной поведав о всех своих грехах. И амнистия мне будет обеспечена.
Лицо на проекции перекосило ещё больше. Густые брови почти сошлись на широкой переносице в одну линию.
Глава всех и всея. Высший чиновник, контролирующий весь космический мир. Он просто чисто физически не мог себе представить, что кто-то вроде капитана задрипаного корабля из низших эшелонов Контроля будет диктовать ему свои условия. Да скажи ему об этом кто-нибудь сутки назад, пристрелил бы наглеца! А капитан Крафт все продолжал издеваться над и так пострадавшими самолюбием и гордостью одного очень влиятельного корпоранта, строя одно предположение за другим. На удивление верные, марх его подери, предположения!!!
— … не просто же так вы их собираетесь отправить в один из миров расселения?
— Шшссс! — каким догадливым оказался, наглец! — Хорошо. Сколько ты хочешь?
— Я-то? Не много. Всего лишь долю…
Наблюдавшие эту сцену пилоты и второй помощник от удивления вытаращились на своего капитана, напрочь забыв, что они вроде бы как и не причем тут. И вообще, по уставу разговора не слышат.
— И тебе больше не хочется выйти из состава Контроля?
— Зачем же? У нас и тут неплохие перспективы открываются.
— Хм… — сцепив перед монитором руки в замок, Глава, отбросив все свое возмущение, внимательно всмотрелся в лицо одного из своих капитанов, цепким взглядом отмечая одни ему понятные черты и нюансы.
— Так сколько?
— Десять процентов от чистой прибыли, и мы крадем избирательно лишь молодых женщин и мужчин. Я правильно понял ваши запросы?
Наметившиеся возражения так и не прошли в эфир.
— Однако… С тобой интересно будет иметь дело. Но как ты собираешься оправдывать свои частые визиты в тот сектор?
— А что нам мешает объявить о существующей там пиратской базе? Тем более что я практически точно уверен, что там такая точно есть. Никого же не интересует, какими кривыми дорожками меня будет болтать по системе. Главное-то результат.
Рубка. Несколько часов спустя.
— Капитан, разрешите войти.
Мужчина оторвал рассеянный взгляд от планшета и посмотрел на неожиданно хмурого медика, почему-то замершего в дверях рубки.
— Разрешаю, — дежурная фраза в отношении этого странного шинкси, плюющего на субординацию с самого первого дня на борту, звучала несколько нелепо.
Медик решительным, твердым шагом пересек помещение, приблизившись почти вплотную, и с угрозой уставился на него, отчего капитану стало отчетливо не по себе.