Пират что-то прошуршал и попытался стряхнуть меня в это помещение, оставаясь в лифте. Но я воспротивилась и сильнее вцепилась в его руку, теперь — по локоть.
— Нет! Бери меня с собой! Я буду помогать! Одежду чистить, рубашки гладить! Только не сюда!
Мой крик привлёк внимание «пациентов». Вдруг стало тихо, все уставились на нас, но распознать настроение пришельцев не представлялось возможным. Они вообще испытывали эмоции? Некоторые рожи с плоскими носами и маленькими ртами, казалось, не способны на мимическое разнообразие. А вдруг и Пират такой? Но он хотя бы видел Землю, знал откуда я, да и вообще имел ко мне прямое отношение! Я вцепилась в него и не отпускала.
Пират что-то прошипел, но не получил ответа и шагнул в отсек. Лифт тут же уехал. Подопытные боязливо отступили. Не мудрено, Пират возвышался над ними, в лучшем случае, на полметра и выделялся, как надзиратель в колонии строгого режима. Он прошипел что-то громче, и сидящий за столом гуманоид с фиолетовой кожей указал на одну из камер искусственной рукой. Пират незамедлительно двинулся туда, и я — за ним.
Поцарапанная дверь с перекошенной табличкой отъехала в стену. В первую очередь я подумала о купейном вагоне ночью, в котором шесть длинных коек, вместо четырёх человеческого роста. Освещала купе одна, замызганная в чём-то круглая лампа, верхние койки были свободны, а вот на нижней… на белом как мел Никите скакали обнажённые, серокожие женщины с выдающимися телесами, чей папа явно согрешил с насекомым, поскольку на их лицах были только два огромных глаза и хоботок снизу, как у мух.
Пират спугнул тварей одним своим видом, но далеко от жертвы они не разошлись. Их противное стрекотание напомнило каникулы у бабы Люды, когда приходилось отгонять мух от арбузов, дынь и беляшей. Прошипев им что-то, но не добившись ответа, Пират вытащил докторский «лак» и пшикнул на Никиту. Никогда бы не подумала, что этот молчаливый парень (да и любой здоровый мужчина, если на то пошло) возбудится в данной ситуации, но у Никиты стоял колом. И связан он не был. Впрочем, окажись я в такой ситуации, то тоже бы не сопротивлялась. Смысл?
Пират пшикнул ещё раз, под потолком, рассеивая по всей каюте частицы спрея. Инопланетянки ринулись наружу в чём мать родила. Если их, конечно, рожала мать. Вроде мухи из яиц вылуплялись? Никита страдальчески застонал, заслоняя руками лицо, и я бросилась к нему, трясти за вспотевшие плечи:
— Никита! Никита! Ты живой?
Глаза парня закатились, так что были видны одни белки, но пульс читался. Чем его накачал этот жуткий докторишка?! Пират предложил мне баллончик, и едва я приняла его — развернулся на выход, а Никита страшно захрипел:
— Лиза!
— Я не Лиза, я Ксюша! — всхлипнула я, не зная куда деваться. Догонять Пирата или остаться с Никитой, на которого чуть что — и опять нападут гуманоидные мухи.
— Лиза… деньги в коробке от новогоднего подарка… на антресолях…
— Я тебе дам деньги! Живи давай! — затрясла его за плечи. — Никита! Не смей отбрасывать коньки!
Тело парня свело судорогой, и он протяжно застонал, как умирающий в адских муках. Вспомнив, что мы больше не в клетке, я подскочила искать воду, сметая простыни, тяжёлые матрасы и тряпки с коек на пол. Одна только возможность попить и поесть, пусть даже крошками с пола, дала почувствовать собственный мучительный голод. Мои руки и ноги задрожали, живот словно прилип к позвоночнику. Но я ничего не нашла и, вконец обессилев, расплакалась от безвыходности. Очевидно, кормили тут в общем помещении. Там, где поджидали женщины-мухи и другие нелюди.
— Никита! Я же одна останусь! Я так не смогу! — завыла я, сжимая его щёки дрожащими руками. — Я так боюсь!
Никита не двигался. В глазах задвоилось от слёз и стало сложно дышать. На поиски воды ушли последние силы, и теперь каждый всхлип буквально прорывался через грудную клетку к горлу. Внезапно мне стал понятен этот резкий, художественный переход от надрывного плача к истеричному смеху. Я сама, прямо здесь и сейчас, ощутила, как зарождаются, ворочаются, но не слетают с губ сумасшедшие смешки. Я сползла на пол, облокотившись на край койки, и уставилась в одну точку, представив, как буду выглядеть со стороны. Как Доктор Зло? Или как свихнувшаяся жертва Бухенвальда, которую отправят на лоботомию без регистрации и смс?
Какая разница?
Затем на меня снизошло оцепенение, или шок. Уверена, у этого было научное название. В нутро будто проник ледяной ужас, пульс забился в ушах, а ум лихорадочно перебирал варианты будущего: изнасилована уродливыми гуманоидами с телесными модификациями, отправлена под нож мяснику, продана в рабыни стрекочущим пиратам с тремя пальцами, им же подана на ужин… Смерть от голода и жажды вдруг показалась притягательной, но недосягаемой. Не настолько я была истощена. За что? За что Бог так со мной? Или судьба? Правду говорили, у жизни нет смысла. Есть только «здесь» и «сейчас», никакой высшей цели. Что стало с ребятами? Где они? Живы ли? Вопросы риторические. Себе то можно было признаться, что судьба друзей перестала заботить меня ещё в лесу, когда я дала драпака от солдат. Предприимчивая человеческая натура всегда предпочитала выжить. Это не значило, что я не ценила своих друзей или желала им смерти. Вовсе нет. Если бы я могла решать, кому остаться рядом, то выбрала бы Емира. Мы хорошо знали друг друга и понимали, какие жизни теряем.