– Ты думаешь, Амальгидус сюда решил переехать?
Роберт презрительно хмыкнул. Альфия осеклась. Сама поняла, что сморозила чушь. На кой ему эмигрировать в эти трущобы, когда скоро его благоустроенный храм внутри третьего кольца нашей мини-столицы будет готов к сдаче?
– А мне этот чувак очень по душе. Он на Розика положительно влияет, – воинственно заявила Аля, и меня почему-то кольнула в сердце тупая игла ревности.
– Ты полагаешь? – с глубоким сомнением в голосе переспросил Роб.
Музыка и пение, услаждавшие наш слух, стихли. Большие, прихотливо отделанные резными барельефами двери новой постройки растворились, и по ступенькам поползла пестрая гусеница всяческого народа: рабочие, охранники, всякий обслуживающий каменоломню люд-нелюд. Понятно. Вечерняя служба закончилась. Удивительно, но в этой толпе не было и намека на обычную межведомственную грызню. Ящеры шли бок о бок с каменотесами и даже о чем-то приветливо общались. Мир и согласие. Последней из здания, к нашему изумлению, вывели боевую виверну в шипастом стальной наморднике. Гигантская рептилия важно прошествовала в направлении казарм. Рядом с ней торопливо семенил мелкорослый гнолл в серо-зеленом подряснике и что-то читал боевому ящеру вслух из полуразвернутого пергамента.
Прокофьевна, разумеется, привлекла всеобщие взоры, и напротив шлагбаума быстро образовалась небольшая плотная кучка досужих зевак. Через нее решительно протолкался незнакомый тип в фисташковом одеянии. Он, ничтоже сумняшеся, размотал вожжи с охранного столба и повлек гидру вглубь лагеря. Мы от неожиданности покорно направились за ним, как гигантская крыса за дудочкой крысолова. Зеваки шарахнулись в стороны, освобождая дорогу нашей странной процессии.
– Это кто у нас такой смелый? – удивилась Аля. – Даже руку откусить жалко. Надо хоть разобраться какого он рода-племени.
– Священник культа. Чего тут думать, – фыркнул Роберт. – Гляди, на груди медальон с изображением храма. Точь в точь, как на новых дизайнерских доспехах, между прочим.
Прокофьевну определили в просторное комфортабельное стойло, и конюхи длинными шестами подтолкнули поближе к нашим мордам лохань с отвратно серой требухой. Самую вкуснятину. Незнакомец в мантии принял из рук служек бронзовый тазик для омовения рук и опустил в него свои ладони.
– Освободите ее от упряжи. Протрите мокрой тряпкой, смойте грязь. Доест, положите добавки, – тоном, не терпящим возращений, распорядился он.
– Э-э-э, а-а-а-а, – заблеяли работяги.
– Ни одно живое существо не будет сопротивляться хорошему обращению и ласке, – изрек фисташковый достаточно спорный в нашем конкретном случае аргумент и мягко прибавил. – Не надо бояться.
Ого. Похоже, что этот решительный дядя стал в каменоломне большой шишкой. Но приказы его пришлись нам всем по сердцу. Одной только фразой проповедник сумел пополнить свою паству на три очень большие и хищные головы. Мы без возражений стерпели прикосновения к Прокофьевне незнакомых лап. Священник торчал все время напротив стойла и милостиво щурил свои круглые, как у совы, глаза. Альфия предположила, что он тут же решил проверить свою лемму на практике. На вид ему стукнуло лет пятьдесят. Невысокий, плотно сбитый человечек с глубокими складками на бритом досиза затылке. Маленькие красные ручки. И не сходящий со щек экстатический румянец. То ли культовый служащий, то ли продавец мороженого. В конюшню зашел Розик и подкатился к духовному пастырю. Тот величественным жестом возложил ему обе руки на шерстяную макушку. Розик благоговейно согнул шею в поклоне. Эй, да что тут творится такое? Чтобы наш лютый помещик кланялся какому-то святоше? Этот каналья скорее согнет спину перед слитком серебра или чем-то, что можно кому-нибудь задорого впарить! Да чтоб я сдох в теле ехидны! Чтобы мне приснилась горгулья-альбинос! Небывалые вещи творятся прямо на наших глазах!
– Как пролагается жизненный путь моего возлюбленного сына?
– Все движется по канонам, угодным Создателю. Люди внимают словам Учителей, свет новой Истины наполняет их сердца.
– Брат Амальгидус…
– Он денно и нощно несет слова Создателя в наши души. Мы поем хвалу его силе и терпению.
– Я рад. На прииске все тоже благополучно. Теперь забыты старые распри, гнолл готов запросто преломить стебель рогоза с ящером. Добыча возросла на тридцать процентов.
– Да пребудет с вами покой, – умиленно выдохнул Розик.
– И с тобой, мой возлюбленный сын. И с тобой. До меня дошли вести о том, что твои драконьи стрекозы обнаружили в глубине Сернистой Долины всеми позабытую деревню болотных троллей?