22 июля
Трогательным было расставание с госпиталем. Перецеловались со всеми. Особенно много ревели при прощании с начальником нашего отделения, доктором Василием Михайловичем Власовым. Анька при этом мычала прямо чуть ли не как корова, а мы все стояли с глазами, полными слез.
Уезжали с Финляндского вокзала. Там нам выдали по 1,5 кг хлеба и каши с колбасой. Посадили нас в эшелон. Должны ехать до Ладоги, там - через озеро пароходом, затем снова на поезде.
25 июля
Вчера приехали в поселок Лаврово, где находится пункт эвакуации. От него километров 12-14 до Ладожского озера ехали на машинах.
Ладожское озеро переезжали ночью на ботах, у нашего посредине пути встал мотор, и нас дальше вели на буксире. С самого утра шел дождь, так что промокли сильно. По озеру плыли более трех часов, меня тошнило.
29 июля
Вчера прибыли в Москву. Остановились в приготовленном для нас помещении.
4 августа
Вчера получила пропуск на выезд из Москвы. Въезд и выезд из Москвы по пропускам. Я хотела бы вернуться сюда обратно, но пропуск у меня отобрали.
Прощай, Ленинград! Прощай, Москва!
В Ленинград я еще приеду, побываю в этом замечательном городе через 9 лет - в Институте повышения квалификации преподавателей высшей школы, а еще через год - для защиты кандидатской диссертации при Ленинградском государственном университете.
Валентин Андреевич Шандра,
доктор исторических наук, профессор,
заслуженный работник культуры России,
участник Великой Отечественной войны
С фронта - в университет
Студенты в гимнастерке и кителе
Еще в годы войны и особенно после ее окончания в университет вернулись или вновь поступили многие участники Великой Отечественной. Конкурс на гуманитарные факультеты был очень высоким, на журфак, например, 9 человек на место. Но участники войны принимались вне конкурса, лишь бы не было двоек. Так 1 сентября 1947 года и я пришел на журфак. В конце месяца, после первой притирки на уборке колхозной картошки, мы приступили к занятиям.
Офицеры, старшины, сержанты, ефрейторы донашивали гимнастерки и кители, выглядели старше вчерашних десятиклассников, имели более богатый жизненный опыт. Они руководили общественными организациями факультетов и университета, студенческими колхозными отрядами, редактировали стенгазеты... Все знали, к примеру, филолога Филиппа Ермаша - секретаря комитета комсомола университета, бывшего фронтового разведчика и будущего министра Госкино СССР; вездесущих активистов с исторического факультета А. Петерюхина и В. Подкина, увешанных орденами и медалями, ставших после окончания аспирантуры кандидатами исторических наук, доцентами; солидного и рассудительного Сашу Бакунина, будущего профессора, доктора исторических наук. На слуху были и имена активных девчат - фронтовичек А. Селезневой, Е. Рябухиной, Л. Маргориной, И. Щербаковой, работавших в партийных, комсомольских и других общественных организациях. Позднее Л. Маргорина выйдет замуж и на долгие годы уедет с мужем Г. Красновым работать в газету "Южный Сахалин", а остальные названные фронтовички тоже защитят диссертации, будут успешно преподавать, заниматься наукой.
Многие ветераны войны имели солидные боевые награды. Это В. Аникин, В. Очеретин, В. Шустов, Б. Байдаков, Л. Кругляшов, А. Курасов, Н. Кутырев, В. Фоминых, С. Шитин, И. Вознесенский, В. Якушев.
Особо надо сказать об инвалиде первой группы Василии Аникине. Ему было труднее всех, он учился слепым, с постоянной черной повязкой на глазах. На гимнастерке - ордена Красного Знамени и Красной Звезды. В бою он, офицер, потерял вначале один глаз, но солдат не оставил. Затем термитным снарядом был выжжен и второй глаз. На учебу в Уральский университет его направил Минвуз. У нас его встретили, как подобает в таком случае, выделили отдельную комнатку в общежитии на улице Чапаева. Однокурсники заботились о нем, приводили и уводили с занятий, старались помогать в учебе.
На мой курс пришли изрядно покалеченные войной И. Вознесенский, штурман горевшего самолета, потерявший глаз; М. Найдич, воевавший в десантных войсках, затем в артиллерии, участник боев под Москвой и за Сталинград; В. Новоселов, раненный в ногу; Г. Штейнберг. С боевыми наградами ходили В. Ложкин, А. Тереб, А. Щербаков, Т. Пикулев и др.
Конечно, все мы отличались от более молодых однокашников не только возрастом, внешне, но и уровнем школьных знаний. Большинство из них пришли в университет с медалями за успехи в учебе, с высокими оценками в аттестатах, полученных только что. Мы завидовали блестящей памяти, познаниям в области литературы и искусства, истории В. Языковой, В. Кельнику, Л. Маковкину, С. Морозову, Д. Лившицу, которым учеба давалась легко.
Но военные годы многое дали и нам. Я, например, ушел из дома в неполных 16 лет, поступив в августе 1941-го в 9-й класс харьковской средней спецшколы ВВС (эвакуировался с ней в Семипалатинск), а вернулся в 21 год. После спецшколы окончил в Красноярске Харьковскую военно-авиационную школу штурманов (ХВАШ). В составе 411-го отдельного корректировочно-разведывательного авиаполка принимал участие в боях с Японией на 2-м Дальневосточном фронте, затем проходил службу на Сахалине штурманом 12-го бомбардировочного авиаполка 334-й авиадивизии дальнего действия, прославившейся в боях с фашистской Германией. Была возможность ощутить характеры подлинных героев, асов боевой авиации, навсегда понять, что мужество, скромность, товарищество неразделимы. Пять лет учебы и службы в авиации - все это само по себе являлось фундаментом для любой будущей профессии.
В привычке преодолевать трудности, в упорстве достигать поставленной цели было, пожалуй, наше преимущество перед младшими по возрасту однокурсниками. На студенческую стипендию, да если ты еще и иногородний, жить в ту пору было практически невозможно. Поэтому учебу, фронтовики в первую очередь, совмещали с работой, некоторые даже по специальности. В редакцию "Уральского рабочего" в разные годы были приглашены В. Чичиланов, В. Данилов, В. Фоминых, поработавший уже и в заводской многотиражке. После третьего курса (в связи с итогами летней производственной практики в краевой газете "Советская Кубань") и я дал согласие работать сотрудником отдела пропаганды "Уральского рабочего". Школа редакции этой газеты всем нам очень помогла в дальнейшей научно - педагогической и журналистской деятельности.
И. Тарабукин работал художником в Свердловском институте материнства и младенчества. М. Найдич уже на младших курсах писал хорошие стихи, посылал их в редакции газет и исправно получал гонорары. Сторожили наши ребята и аптеки по ночам. Многим в поисках временной работы активно помогали профком и комитет ВЛКСМ университета. Это были в основном погрузочно-разгрузочные работы на станции Шарташ, земляные и строительные дела. Оказывал помощь и сам профком. Его председатель фронтовик Василий Покровов, служивший на бронепоезде, неизменно ходивший в кителе, галифе и сапогах, был в большом авторитете еще и потому, что честно делил материальную помощь, талоны на дефицитные товары первой необходимости. В 1948 году мне достались по талону черные трусы...
Трудности голодного и холодного послевоенного лихолетья преодолевались и кучкованием фронтовиков в общежитии, на частных квартирах, которые коллективно легче было оплачивать. В одном из старых деревянных домиков на улице Восточной комнату снимали историк Александр Бакунин, журналисты Александр Ермаков, Виталий Ложкин, Генрих Штейнберг. Свою коммуналку они называли "Восточная демократия". Поскольку двое из ее членов имели одинаковые имена, их наделили кличками Сашка-большевик и Сашка-меньшевик. Большевиком, конечно, был А. Бакунин. Сообща не только легче решались некоторые бытовые проблемы, но и просто было веселее, теплее, наконец. Кстати, университет тогда частично оплачивал студентам снятые квартиры, помогал дровами.
Мы с Ф. Ермашом неплохо устроились в комнатке частной квартиры по улице Хохрякова, в доме между проспектом Ленина и улицей Малышева. У каждого был свой круг обязанностей. Пожилая хозяйка относилась к нам весьма доброжелательно и даже по праздникам угощала пельменями. Очень сожалела, когда через год ее покинул Филипп Ермаш, женившись на однокурснице Г. Тимофеевой. Как активным университетским деятелям, им была выделена комнатушка в общежитии на улице Чапаева.