— Тогда пусть этот «немаленький мальчик» научится сначала хотя бы иногда держать себя в руках. Наклони голову вперед…
Холодный бинт ложится на переносицу мужчины, и тот сдавливает пальцами крылья носа, после чего я отстраняюсь.
— Ну все, сиди… И голову не запрокидывай.
— Покомандуй мне тут, niñita* (малявка*)… — беззлобно бросает Ваас, усаживаясь напротив и свешивая одну ногу с кровати.
— Зачем ты пришел? — спрашиваю я, решая не затягивать с этим вопросом.
Монтенегро вдруг меняется в лице — он удивленно смотрит на меня, и с его губ слетает тихий смешок, который вскоре перерастает в заливистый смех. Давно привыкнув к резким перепадам в настроении пирата, я лишь молча улыбаюсь, не в силах оторвать глаз от его лица, устремленного к потолку…
— Блять сказала же, не запрокидывай голову! — шикаю я, притягивая мужчину за затылок.
Наконец успокоившись, Ваас поднимает голову и вновь обращается ко мне.
— Альба, я же… Бля, я же тебе сегодня сказал, что зайду вечером за гребаным коксом, — нервно усмехаясь, отвечает пират, попутно пытаясь совладать с заплетающимся языком.
Слова пирата, словно кинжал, больно проходятся по сердцу. Непривычное чувство — будь моя воля, никогда бы его не испытывала…
Так вот, зачем он пришел. Не поговорить, не обсудить произошедшее и все то дерьмо, что мы вылили друг на друга, нет. Он пришел за ебучим, мать его, коксом…
« — Ему становилось плевать абсолютно на все, когда требовалась очередная доза!
— Эта сука была ему дороже даже этой гребаной наркоты! »
В моем сознании эхом раздаются обрывки того гребаного разговора…
— Альба? Альба, perra sorda, ты бля слышишь меня?!
Я вздрагиваю, когда Ваас повышает голос. Но страх, который привычно появляется перед закипающим главарем пиратов, сменяет обида. Обида и непонимание. Сменяет гнев, вспышки которого уж точно достались мне не от покойных родителей…
— Твою мать, только не смей говорить, что ты забыла о нем!
— Не забыла, — холодно отвечаю я, сжав в руке тонкое одеяло и кивнув на дверь. — Забирай и уходи.
Я резко поднимаюсь с насиженного места, чувствуя, как бешено колотится сердце. Подхожу к распахнутому окну, дабы свежий воздух привел меня в чувства, однако, пока Ваас находится рядом, пытаться бороться с нахлынувшими эмоциями просто бесполезно.
Это не нормально. Черт, как же это все не нормально блять…
— А ты думала, у меня должна была быть какая-то другая причина припереться сюда? — вдруг спрашивает Ваас, и в его голосе я слышу откровенную издевку.
Да, этот ублюдок все прекрасно понимает. Он всегда читал меня, как открытую книгу, всегда знал, о чем я думаю и что чувствую… И еще смел издеваться.
— ПРОВАЛИВАЙ, ВААС! — я срываюсь на крик, разворачиваясь к пирату.
Но Монтенегро словно ждал такой реакции — по его лицу расплывается широкая ухмылка, и пират неспеша поднимается с кровати. Он подходит ко мне, шумно вдыхая воздух сквозь стиснутые зубы, и буквально припечатывает поясницей к подоконнику — его рука притягивает меня за затылок, а пальцы запутываются в растрепанных волосах.
— Так значит, моя hermanita все-таки простила меня и ждала, когда же я заскочу к ней, мм? Я правильно понял, amable? — еле слышно спрашивает Ваас, когда мы касаемся друг друга лбами.
Я чувствую необъяснимое умиротворение и вместе с тем буквально слышу, как бьется мое сердце. Я заглядываю в глаза напротив, такие же пьяные и мутные, как и мои, и вижу в них то, от мыслей о чем я одергивала себя весь этот вечер…
— Как же ты бесишь.
Мельком замечаю, как уголок его тонких губ дергается вверх.
— Кто бы говорил, hermana, — все так же еле слышно произносит Ваас.
Пират отпускает мои волосы, но не отстраняется — его руки опираются о подоконник, тем самым отрезая мне путь к какому-либо отступлению.
— И да, я бухаю в одиночестве…
На моих губах появляется ответная усмешка, а глаза загораются немым вызовом, когда я нагло приближаюсь к лицу мужчины.
— Уж лучше бухать в одиночестве, чем сидеть с тобой и кучкой таких же конченых ублюдков, как и ты… — шепчу я, осторожно поднимаясь пальцами вдоль твердого торса пирата, скрытого под майкой.
«Это все чертов алкоголь. Остановись, Албанита. Немедленно!»
Но я уже не слышу ни внутренного голоса, ни музыки с улицы — слышу только размеренное дыхание мужчины, стоящего напротив. Такого властного, сильного, хладнокровного… Не такого, как другие мужчины, окружающие меня годами и по сей день.
— Я? Я — конченый ублюдок? — спрашивает Ваас.
И когда с его губ слетает очередной смешок, я чувствую его горячее дыхание, смешанное с терпким запахом крепкого алкоголя. Затуманенный взгляд пирата скользит по моему лицу и вдруг замирает на приоткрытых губах.
— Охуеть, какая же ты пьяная, querida…
И Ваас чертовски прав.
Мои пальцы с осторожностью касаются подбородка Монтенегро, зарываясь в мягкую эспаньолку — не получив от пирата никакой ответной реакции, кроме его гипнотического, давящего взгляда, провожу ладонью чуть выше, оглаживая большим пальцем скулу.
Вот он — мой единственный близкий человек. И он стоит рядом.
Почему только после испитой бутылки чего-то крепкого я наконец-то прихожу к осознанию того, насколько мой брат дорог мне…
Чувствую непреодолимое желание оказаться к Ваасу как можно ближе. Взять и не отпускать. Вторая рука по аналогии с первой ложится на скулу пирата, и я делаю неуверенный шаг навстречу, сокращая расстояние между нами до минимума — Ваас не сдвигается с места, продолжая равнодушно следить за моими действиями, однако нахлынувшие на него эмоции с потрохами выдает его сбившееся дыхание и бегающий взгляд. А я была не лучше, будучи не в силах унять волнение и бешеное сердцебиение, которое, казалось, слышала не только я…
Не решаясь заглянуть пирату в глаза, я приближаюсь к его лицу и касаюсь его губ своими, томно прикрыв глаза — сразу же чувствую горечь крепкого алкоголя и выкуренной не так давно сигареты. Несколько секунд, показавшихся мне часами, Монтенегро никак не реагирует, однако, не успеваю я отстранится, как чувствую грубые пальцы, притягивающие меня за талию. Ваас отвечает на поцелуй, что вмиг придает уверенности моему отключившемуся сознанию — я обвиваю руками шею пирата, притягивая того ближе и позволяя ему взять инициативу. Я уже не замечаю ничего вокруг: ни уличный шум, ни мелодию, играющую за окном, ни бутылку вина, от которого я так завишу…
Когда Ваас страстно кусает мои податливые губы и вдруг проникает языком в мой рот, мои ноги словно становятся ватными. Тяжело дыша от нахлынувшего возбуждения, я не могу сдержать рвущегося наружу стона и отвечаю с неменьшим напором. Главарь пиратов подхватывает меня под бедра и усаживает на подоконник — глоток свежего воздуха, и мы вновь сливаемся в жарком поцелуе. Бесцеременно развожу ноги, позволяя мужчине оказаться как можно ближе и сжать пальцами мои ягодицы. Чувствую, останутся синяки.
Но все это утром.
Твою мать, до утра меня ни черта не волнует…
Однако, не успеваю я насладиться такой желанной близостью с мужчиной, как тот резко отстраняется — его сильные руки перестают обнимать меня за талию, а горячее дыхание — опалять мои губы, и я сразу же чувствую холодный поток воздуха, проникающий в комнату через открытое окно.
Вот только физический холод нихера не идет ни в какое сравнение с тем, что мы чувствуем в этот момент, тяжело дыша и до неприличия долго не отрывая друг от друга шокированного взгляда…