– Ты капризничаешь, потому что не ты его нашла, тебе завидно! – упорствовала я. – В глаза, в глаза ему посмотри!
– Ну глаза. У всех глаза. Меня вот снять профессионально, я вообще Нефертити затмить смогу. Сколько мы с тобой парней пересмотрели, были и получше!
Белка бурчала, а сама пожирала взглядом страничку Мирона. Я чувствовала, она уже на моей стороне, ломается только для виду. Я принялась воодушевлённо пересказывать ей всё, что успела о нём узнать.
– Он врач, работает в реабилитационном геронтологическом центре. Занимается лечебной физкультурой с пожилыми инсультниками. Бывший спортсмен. В прошлом, возможно, был связан с неформалами: видишь татушку у него? Из-под воротника рубашки чуть-чуть торчит, зелёный треугольничек, видишь? Едва заметно, я сейчас увеличу фото: с ключицы на шею переходит, заметила? Это хвост ящерицы, я думаю. Или что-то масонское. Я потом узнаю, пороюсь на сайтах. Интересно, зачем он её вытравливал…
Белка помолчала.
– Всё-таки, чем он тебя зацепил?
Я набрала в лёгкие воздуха и выдохнула:
– У него сердце справа.
Белка выпрямилась и как-то очень внимательно на меня посмотрела.
– Откуда знаешь?
– От фейсбучины ничего не скроешь. Смотри, два года назад какая-то деваха на его стене истерила, называла бессердечным, он ей ответил, что сердце есть, но не там, где она думает, и приложил рентгеновский снимок.
– Может, соврал? Или снимок зеркальный?
– Нет, я уверена, нет! Есть такая аномалия, с ней рождается один человек на десять тысяч. Если вспомнить, сколько миллионов живёт в Москве, то из правосердечников можно составить население какого-нибудь Лефортово или Марьиной Рощи. Белка, господи, да что ты придираешься!
– Ладно. Иди спать.
– Так ты согласна?
– Хм. – Белка повернулась и зашаркала в комнату. – Можно пробовать. Только… – Она помедлила. – Только в конце мы его обязательно замочим.
– Как скажешь! – обрадованно выкрикнула я. – Я лично подготовлю для него самую изысканную смерть!
– Нет уж. Удавлю его я. Лишь на этом условии согласна.
– Лады.
Счастливая, я откинулась на спинку стула и только тут почувствовала, насколько устала. Глаза слипались и не было сил подняться. Кое-как я доползла до раскладушки и, не раздеваясь, провалилась в сон – вязкий, глубокий, синюшный, без сновидений.
На следующий день, как только Белка убежала в институт, я села за компьютер. Ну, Мирон Платонов, расскажи мне о себе.
Список его контактов был закрыт. Я подумала, что для книги это неважно, но мне было любопытно. Наверняка, там куча девчонок. Или женщин. Для моих бывших сожительниц по общаге тридцатилетний парень – уже перестарок, и интерес у них может вызвать только наличием денег. А я так не считаю. По мне это самый интересный мужской возраст. Ты уже всё попробовал, вкусил и дозволенного, и запретного, ты уже не сопливый студентик, а мужчина, не истекаешь слюной при виде каждой юбки, а с достоинством выбираешь и знаешь цену женскому полу. Мой Лёшка был, по сути, мальчуган-мальчуганом. Как только я привыкла к нему, раскрыла перед ним свою хрустальную душу, так он сразу скис. Как всё банально оказалось, мама, напишешь такое в книге, скажут: автор, ты скатился до серой пошлости, до бульварщины и бабства. Но это не книжная, а реальная жизнь, и она такая вот, чёрт побери! А когда у меня начались неприятности по всем статьям – и в институте, и со здоровьем, – так он и свалил, сказав, что, дела и, мол, не надо лепить из дружеского секса великую любовь. Конечно, так может поступить любой мужик и в тридцать, и в сорок. Только не Мирон. Я почему-то была уверена в этом. Его ждёт масса передряг по ходу нашей книги, но в такой вот моей ситуации, он повел бы себя не так, как Лёшка.
И да, я тайно гордилась им: красавец, спортсмен, врач и работает не в каком-нибудь распальцованном медицинском центре с золотыми унитазами, а в обычном пансионате, помогает старикам.
Я смотрела на фотографию, где Мирон дурачится с друзьями на прошлогодней Масленице, и думала о том, что между нами одиннадцать лет, полпоколения считай, а кажется, мы ровесники. Я могла бы тоже так валяться в снегу, прыгать через костёр, уплетать блины за обе щеки, слизывая языком текущее по подбородку масло, и хохотать до упаду. И нам нашлось бы о чём поговорить, несмотря на разницу в возрасте. Я снова вспомнила Лёшку. Да, мальчишество в мужчинах приветствую, мальчиковость ненавижу!
Гугл оказался скуп на дополнительную информацию о докторе Мироне Платонове. Пара упоминаний его имени в списках участников медицинского форума, да несколько ссылок на статьи о конференциях – их я прочитала, разумеется, но ничего полезного для книги не выудила. Посты на «Фейсбуке», под которыми он ставил лайки были разношёрстными: и медицина, и кино, и политика-лайт – не оппозиционные, а так, чьё-то мелкое недовольство. Может этот «кто-то» просто его приятель. Хотя, если бы Мирон был оппозиционером, Белке бы понравилось.