— Федя… лифчик… — Иван Петрович начал смеяться.
— На груди он ему, конечно, не подходит. Тогда Федя снимает штаны и начинает этот лифчик на задницу мерять. Старик стоит, чуть не плачет, лицо сморщилось, как чернослив. А мы с Федей умираем от смеха!
Иван Петрович побагровел и стал сползать с кресла.
— Вася замолчи… Не могу…
— Так это же еще не все, Иван Петрович! Федя, как увидел, что лифчик ему ни на что не налазит, пробует его себе на яйца. И представляете, тютелька в тютельку, как на него сшито!
Иван Петрович начал захлебываться от смеха, икать и кататься по персидскому ковру, который не пропускают на таможне.
— Ну ты и убийца, Вася. Ну и палач! Чуть меня не отправил на тот свет. Аркадий Райкин ты!
Когда Иван Петрович успокоился, таможенники снова принялись делить содержимое чемодана.
— Это вам… и это вам… и это тоже вам… и даже вот это вам. Все самое лучшее — вам, Иван Петрович!
Наконец, показалось дно чемодана.
— Все, — сказал Иван Петрович.
— Еще один маленький сюрприз!
Вася достал из кармана бумажку, развернул ее, и в свете хрустальной люстры — такие люстры тоже не пропускают на таможне — блеснул небольшой камешек.
— Проверял я одних. Наши ребята из Одессы передали, что у этих можно что-то вытрясти. Я просветил все ящики, раздел всю семью, жену посадил на кресло. Ничего. Подхожу я тогда к папаше и говорю: «Я знаю, что у тебя точно что-то есть. Ты у меня все равно это выложишь!» — и даю ему английскую соль. Посидел он на горшочке, порылся я — ничего. Пришлось отпустить. «Ну, думаю, вы у меня за это дерьмо получите!» И всех стал на горшок сажать. Вы бы видели, Иван Петрович, какую кучу евреи наложили! Но камешек я все-таки нашел. «Я тебя в тюрьму не посажу, — думаю, — но зато и акт не составлю».
Вася протянул Ивану Петровичу бриллиантик. Иван Петрович брезгливо поморщился, но камень взял, и спросил:
— А где второй?
— Не было второго, один был.
— Понимаю, что один. А второй где?
— Нет, нет второго!
— Где второй камень, ворюга? В тюрьме сгною!
— Да что вы, Иван Петрович, я же к вам с открытой душой! Я же от вас ничего не скрываю. Мы же все вместе делаем. А если я и сяду, то тоже вместе с вами.
— Молчи, дурак, я пошутил!
— Да, еще, Иван Петрович! Через таможню уже собаки стали сами ездить.
— Это как же?
— А так. Подходит ко мне сегодня утром собака и говорит: «Вот моя виза на выезд, пропустите меня на поезд». «А где твой багаж?» — спрашиваю. «Нет у меня багажа, я же собака», — отвечает. Ладно, думаю, собака, тем лучше. И кинул ей кусок отравленной колбасы. Я бы их всех травил, но они из моих рук не едят.
Вдруг от порыва ветра окно распахнулось, и таможенники увидели на фоне луны силуэт молодого сотрудника.
— Нас подслушивали! — закричал Иван Петрович и от страха повалился в кресло.
Вася схватил молоток, который как раз оказался под рукой, и бросился к окну. Но там уже никого не было.
«Показалось», — подумал Вася и пошел успокаивать Ивана Петровича.
Но Ивана Петровича не надо было успокаивать. Он сидел в кресле бледный и холодный. Вася постоял возле своего начальника минутку, отдавая ему последний долг, потом аккуратно сложил все обратно в чемодан и пошел домой к жене — спать.
Глава 13
— Заходите в вагон, не плачьте. Все будет хорошо.
— Я боюсь.
— Чего вы боитесь?
— Я боюсь самолета. Я ни разу в жизни не летала…
— Я уже еду туда без кишок.
— Что, вам сделали операцию?
— Нет, просто они из меня уже вымотали все кишки…
— Сема! Езжай домой немедленно! Мы забыли отдать Марусе кастрюлю!
— Ничего, пошлешь ей оттуда.
— Я ей отдам свою кастрюлю, перестаньте только волноваться!..
— Ну, до свиданья! Чтоб ты встретила хорошего человека… С тобой мы встретимся… А твоя маленькая чтоб поскорее выздоровела… Ты не давай себя в обиду, не разрешай садиться себе на голову, пошли их всех к черту… А ты будь умницей и выкинь свою шиксу из головы… А ты, сынок, приезжай скорее, нам осталось не так уж много…
— Зачем вы говорите это? Вы же знаете, что мы с ним никуда не поедем!
— Замолчи! Я разговариваю со своим сыном!..
— Заходите скорее в вагон…
— Счастливого пути! Счастливо устроиться…
— Не пишите только на мой адрес…