— Не простудите ребенка! Наденьте ему косынку на уши…
Поезд медленно отошел от перрона и через минуту исчез из виду. Те, кто провожали его, вышли в город и разошлись — каждый по своим делам.
Глава 14
— Ну и что? Кому что суждено. Одни всю жизнь живут на одном месте, другие меняют города, страны. Что тут такого?
— Не знаю, но меня все это взволновало.
— Вы еще очень молоды, но со временем увидите, что в нашей работе главное — равнодушие. А если все принимать близко к сердцу и во все вмешиваться, можно наделать кучу ошибок и изменить должный ход вещей.
— А если этот должный ход вещей неправильный?
— Такого не бывает!
— Я пытался не вмешиваться ни в какие человеческие дела, но, честно говоря, мне это было трудно.
— Так вы не вмешивались? А кто убил начальника таможни?
— Я его не убивал. Это он от страха.
— Если бы не вы, он прожил бы еще двадцать семь лет. И отлично спал все это время. А умер бы случайно: ему на голову свалилась бы сосулька.
— Я тут ни при чем. Это ветер виноват.
— Не перекладывайте свою вину на кого-то другого, молодой человек! Природные явления сами никогда не виноваты в наших ошибках.
— Что же делать?
— Сесть за стол и исправить свою ошибку. Подсчитать, на сколько судеб повлиял бы этот человек за двадцать семь лет, выявить тех, кого бы коснулись все эти изменения, и ввести в программу поправку, при которой все бы осталось на своих местах. И чему вас только в университете учат?
— А может, поставить на эти годы другого, точно такого же?..
— Не люблю я эти эксперименты. Они редко кончаются чем-то хорошим… Кстати, зачем вам нужны были эти таможенники? Что интересного вы от них услышали?
— Так, одну мелочь.
— Что за мелочь? — заинтересовался начальник.
— Оказывается, собака умерла не от инфаркта. Ее отравил таможенник.
— Вы это серьезно?
— А что тут такого?
— Да понимаете ли вы, что значит ваша «мелочь»? То, что я останусь за этим столом, то, что вы и дальше будете делать свое дело. То, что все идет так, как и должно идти. Вот уже второй раз я ловлю вас на этом слове. Забудьте о нем!
— Да, но если сейчас это важно, то тогда, в начале всего дела, это действительно была мелочь.
— А почему вы сразу не проверили результаты экспертизы?
— Но ведь ее делали квалифицированные люди.
— Какая разница, какие люди ее делали! Я ведь говорил вам, что людям верить нельзя.
— Начальник, но какая разница, от чего подохла собака? Ведь все равно она не жила нормальной собачьей жизнью: думала, разговаривала.
— Жизнь нас не интересует. Мы задумываемся над смертью. А у Белки была вполне нормальная для собаки смерть. Миллионы собак погибают так же на дорогах.
— А как быть с людьми, которые видели и знали ее. Ведь были свидетели.
— Какие свидетели?
Начальник взял папку, раскрыл ее и вытащил кипу бумаг.
— Какие свидетели? Эти?
И он стал с наслаждением рвать бумаги на мелкие клочки и подбрасывать их в воздух.
— Стойте, начальник, — не выдержал молодой сотрудник. — Что вы делаете? Вы же вмешиваетесь в жизнь. Этого делать нельзя!
Начальник улыбнулся:
— Можно. Даже нужно, если разрешает начальство!
Он продолжал рвать бумаги, и с клочками, которые исчезали в дыму его сигареты, исчезали двор на улице Волгоградской, со всеми его обитателями, веревками, бельем и балконами, младший проходчик Львовской железной дороги, экспертиза вскрытия собаки Белки, письмо Белке от Сурки Эйдельбойм и сама Сурка Эйдельбойм в жаркой стране, и секретарь комсомольской организации, и все его бюро, и ОВИР, и очередь, и поезд, и великий маленький Зац, со своими трехтомными мемуарами и пирамидами, и районная больница, со своим главврачем, и Кузьмич, стоящий на страже макулатуры, исчезли старые газеты со статьей Шмелиха и старые учебники по истории партии. Исчезло даже золотое яйцо, которое так и не успела снести Курочка Ряба.
РАССКАЗЫ
Последний трамвай
Трамвай, подпрыгивая, подошел к повороту, на минуту задумался и резко свернул на боковую улицу. Пассажиров справа бросило на пассажиров слева. Трамвай притормозил, громко фыркнул, свистнул и медленно покатился дальше.
В этом небольшом украинском городке сняли все трамвайные линии. Осталась только эта, самая короткая, кольцевая. Она проходила по горбатым улочкам в пределах одного квартала от Старого Рынка к Зеленым Воротам. Эту линию тоже должны были снимать. По линии ходил один трамвай канареечного цвета.