— Ну пожалуйста, — улыбнулась она бандиту, — отпустите меня на десять минут. Я без дочки никуда не поеду. Она тут рядом, в музыкальной школе. Я быстро. Только туда и обратно.
— Отпусти женщину, не будь зверем, — сказал водитель, не поворачивая головы от руля.
— Может, и правда подождем? Нечего девочке сиротой оставаться при живой матери.
— Ладно, — согласился бандит, — даю пять минут. — И засек время.
Трамвай зазвенел, остановился и открыл дверь. Женщина выскочила на улицу и побежала за угол.
— Можно, и я выйду? — попросил дядя со скамейки для инвалидов и детей. — Я только за женой сбегаю.
— В Париж со своей женой? — съязвил сердитый мужчина и все засмеялись. Улыбнулся даже тип с гранатой. А дядя замолчал и покраснел.
— А ты чего зубы скалишь, патриот? Тоже хочешь идти? Не держим, — и парень показал гранатой на дверцу.
— Я, пожалуй, останусь, — неуверенно сказал сердитый мужчина.
— Вы же советский человек, — это уже съязвил старик к окна.
— Да, но такой случай ведь не каждый день представляется, — стал объяснять мужчина. Но его никто не слушал.
Вернулась женщина с девочкой лет двенадцати.
— Я не опоздала? — женщина запыхалась.
— Поехали, — коротко сказал парень с пистолетом.
— Куда торопишься, хозяин? Принимай груз. — Два здоровенных грузчика втащили в салон трамвая старое немецкое пианино.
— Куда едете? — спросил один из грузчиков просто из вежливости.
— В Париж, — сказала женщина, проверяя, все ли клавиши на месте.
— В Париж? — оба грузчика почесали затылки. — Ну так мы тебе его там и сгрузим, — сказал второй и они уселись на свободную скамейку.
Девочка села за пианино и заиграла «Парижское танго».
— С музыкой едем, — сказал водитель. Трамвай дернулся и поехал дальше.
— Стой! — закричал вдруг бандит с гранатой, прыгнул в середину салона, выдернул кольцо и бросил гранату на пол.
Люди втянули головы в плечи, закрыли глаза и вцепились в спинки скамеек. А «бандит» рассмеялся:
— Граната ведь не настоящая!
— Пистолет тоже, — подключился второй парень и несколько раз нажал на курок. — Мы просто пошутили.
— Вы что, серьезно думаете уехать на трамвае в Париж? Какие-то ненормальные!
Пассажиры помрачнели. А водитель встал со своего места и вышел в салон.
— А ну, катитесь отсюда, хулиганы. Вы кому голову морочите?
— Так по рельсам же… — начал было один из парней, но окончить фразу не успел. Два грузчика привычно подняли парней в воздух и с традиционным «эхма!» выкинули их на рельсы.
А трамвай пошел дальше по кольцевому маршруту: от Зеленых Ворот к Старому Рынку. Последний старенький трамвай веселого канареечного цвета, который должны были скоро снимать. Он дошел до заправочной сифонов, на секунду остановился, как будто подумал о чем-то, вздохнул, присвистнул, сошел со своих привычных рельсов, свернул в переулок и медленно поехал в Париж.
И ты, Брут…
Кинорежиссер Купоросов шел по Древнему Риму. Узкая улочка с мраморной богиней Изидой в нише на углу вывела его на площадь к большому белому дому с колоннами. Предстояло заседание Сената. К зданию один за другим прибывали паланкины, из которых выходили важные люди в белых тогах. На этой площади было где развернуться настоящему таланту. И талант Купоросова развернулся.
— Кто вас так одел? — остановил режиссер патриция, который величаво поднимался по мраморным ступеням. — Это Римская империя, черт возьми, или одесский Привоз до революции? Переодеть его немедленно!
Патриций грозно обернулся, но Купоросов столкнул его с лестницы и сунул обратно в паланкин.
— В костюмерную, в костюмерную! — прикрикнул режиссер на рабов. Те безропотно покорились звукам властного голоса и виду замшевой куртки.
— Товарищи! Приготовились! Будем разыгрывать сцену дворцового переворота. Здесь есть царь?
Несколько богатых горожан почтительно приблизились к режиссеру.
— У нас есть император, — с дрожью в голосе произнес самый смелый из них.
— Давайте сюда вашего императора. Боже! Кто вас просил выводить на площадь массовку?! Перекрыть все выходы и убрать римский народ с площади! Пусть подождут!
Богатый патриций бросился выполнять указание.
В это время к Капитолию подкатил сам император и удивился отсутствию благодарного ему римского народа. Император грозно сдвинул брови и, положив ногу в золотом сандалии на голое услужливое плечо раба, громогласно изрек: