Потом он увидел, что взрослые в окне часто курят. Он закурил. В шестом окне муж часто ругался со своей женой. По губам мужа он учил плохие слова.
А в двадцать лет была свадьба. В одиннадцатом окне дома напротив. Он видел, как собирались гости, как они ели, пили. Затем гости разошлись, а он все смотрел, смотрел.
В тридцать три года в девятом окне отец отчитывал своего сына за двойки. В сорок лет в пятом окне праздновали новое назначение главы семьи. С пятидесяти до пятидесяти одного года в третьем окне дома напротив девушка играла на фортепьяно. На ней было красивое розовое белье.
А еще он видел, как в тринадцатом окне провожали на пенсию. Во втором окне пожилая пара смотрела телевизор. Он не завел себе телевизора. Зато у него был дом напротив.
Потом дом напротив стал совсем ветхий, и его снесли.
Как будто ничего не случилось…
— ЗДРАВСТВУЙТЕ, — сказал Он и посмотрел в ЕЕ глаза, в которых, как в зеркальных очках, отражались и море, и пляж, и забор, и будка с собакой. А море было си-нее-синее, облака над ним серые-серые. По морю плыл корабль белый-белый и уплыть на нем хотелось далекодалеко. Корабль торжествующе загудел, и из его трубы пошел дым обручальными колечками. Не было никакого смысла в том, чтобы кричать ему вдогонку: «Остановись!» Он бы все равно не остановился.
— ЗДРАВСТВУЙТЕ; — ответила Она и посмотрела Ему в глаза, где, как в никелированном подносе, отражались ЕЕ глаза, в которых Она увидела и то же море, и пляж, и будку с собакой. А зубья забора напоминали острые зубы акулы. Но вряд-ли акулы подплывут близко к берегу: уж слишком жаркий был сегодня день. Если такая погода продержится целый месяц, то дождя не жди.
— МЫШИ, КРЫСЫ ЕСТЬ? — с подчеркнутым безразличием спросил Он и посмотрел куда-то мимо, в комнату. Ему вдруг вспомнилось детство, детский сад, куда Он ходил еще ребенком, мама, папа, тетя, дядя, бабушка. Прабабушку Он уже не помнил. А еще на память пришел случай. С тех пор прошло ровно двадцать три года. Это было восьмого сентября, днем. Он пришел из школы, бросил портфель и хотел пойти во двор. Но мать подошла к нему, нежно положила руку на голову и мягко сказала: «Пойди поешь, сын. Нельзя ходить не евши».
— НЕТ, — ответила Она и подумала, что жизнь уже проходит, и что если завтра пойти на базар с самого утра, может быть удастся купить крыжовник по тридцать копеек за килограмм. А если не удастся — ну и пусть! Она и за тридцать пять возьмет.
— РАСПИШИТЕСЬ, — сказал Он и протянул лист бумаги. Ему вдруг захотелось оказаться где-то там, где солнце палит не так сильно и акулы подплывают к самому берегу.
Дверь захлопнулась, как дверца мышеловки. По одну сторону двери был Он, по другую — Она. В море спокойно, как всегда, опускался огромный багровый шар солнца. Лениво перекатывались горбатые волны. Все было так, как будто в этот день ничего не случилось…
И лошадь подумала…
На речном пляже лежали две женщины: одна из них была тетя, другая — племянница. Тетя лежала на спине, племянница на животе, уткнувшись носом в большой острый камень. Тетя была красивая, но не молодая. Племянница была молодая, но некрасивая. Было жарко. Тетя перевернулась на живот и подумала: «Мне бы ее молодость». Племянница перевернулась на спину и подумала: «Мне бы ее красоту».
В полдень тетя с племянницей пошли прогуляться. По набережной вели слона: в город приехал зоопарк. Слона донимали мухи и вообще у него было плохое настроение. Отгоняя назойливых мух, слон махнул хоботом и вдруг увидел племянницу.
«Какие большие глаза, почти как у лошади, — подумал слон, — мне бы такие».
Мечтая о больших глазах, слон шел дальше мимо нового многоквартирного дома, устало передвигая ногами.
«Какие большие и белые ноги, — подумал новый многоквартирный дом, — мне бы такие колонны».
Дом громко вздохнул, и от сквозняка хлопнула входная дверь.
Через три троллейбусные остановки от нового многоквартирного дома находился плавательный бассейн добровольного спортивного общества «Авангард». Так вот, о бассейне.
Веня Максимов опустил ногу в бассейн и нарисовал на поверхности воды сердце большим пальцем.
— Эх, — сказал Веня и опустил на скамейку в воде вторую ногу. Потом немного подумал, вышел из воды и направился к женщине в пуховом платке, которая сидела у выхода и ела картошку в мандирах.
— Нельзя ли воду подогреть? — спросил Веня.