— Нет.
Почему-то она ожидала услышать от него какой-нибудь типичный вежливый вопрос — например, отчего ей не спится. Элла по-прежнему не могла привыкнуть к тому, что в речи Лукаса нет ничего лишнего.
На секунду их обоих осветила вспышка молнии — будто стробоскоп в ночном клубе. Потом прозвучал гром подобно долгому грохоту от самолета, преодолевающего звуковой барьер.
Когда шум утих, Лукас сказал:
— Как раз во время грозы Мэри Шелли начала писать своего «Франкенштейна». На Женевском озере. Таким же вечером Полидори начал работу над одним из первых вариантов «Вампира».
— Да, я знаю. Это была идея Байрона.
— О! — произнес Лукас и посмотрел на Эллу с нескрываемым интересом. — А вот я не читал «Вампира». И «Дракулу» никогда особенно не любил. Мне нравится «Франкенштейн».
— Правда? Лично мне эта книга показалась тяжеловатой.
Он не ответил. Потом внезапно, будто вспомнив о своих обязанностях хозяина, предложил:
— Не хочешь ли молока или еще чего-нибудь?
— А вы что пьете?
— Коньяк. Налить?
— Да, пожалуйста.
Лукас направился к бару, а Элла подошла к дивану и села в круге света, который давала небольшая лампа.
На столе стояла фотография — в скромной рамке, неприметная. Элла обратила на нее внимание, потому что остальная часть комнаты скрывалась в темноте. Девушка примерно ее возраста, может быть, чуть постарше, очень симпатичная, с длинными светлыми волосами. Снимок сделан на пляже — во всяком случае, около моря: девушка улыбается весело и совершенно беззаботно.
— Ваша дочь?
Лукас посмотрел на фотографию и проговорил с легкой усмешкой:
— Как ты думаешь, сколько мне лет?
Элла заколебалась. Лукас рассказывал о ее отце, и девушке стало казаться, что они с ним примерно одного возраста. Похоже, это не так.
— А действительно, сколько вам лет?
— Мне сорок два, а это моя давнишняя приятельница. Я знал ее много лет назад. Даже фотография чудом сохранилась.
Элла посмотрела на снимок, потом снова на Лукаса и позволила себе немного поддразнить его:
— Возможно, потому, что она все еще что-то значит для вас?
— Возможно. А вообще-то ты слишком плохо меня знаешь, чтобы пытаться анализировать.
Элла дернула плечом и отхлебнула коньяку, который оказался резче, чем она ожидала.
— Как ее зовут?
— Мэдлин, — ответил Лукас, усаживаясь.
— Красивое имя.
— Да. Каждый раз, когда я на нее смотрю, вспоминаю Пруста.
Элла почувствовала, что над ней смеются, но никак не могла сообразить почему.
— Простите?..
— Нет-нет, ничего, — сказал Лукас извиняющимся тоном. — Она француженка, и этот снимок сделан давным-давно. Я не видел ее четырнадцать лет, если не больше.
— Ого!.. Вы теперь один?
Лукас усмехнулся:
— Да.
— У вас есть дети?
— Зачем столько вопросов?
Ну вот, он снова начал замыкаться. Однако сейчас Элла чувствовала в себе достаточно уверенности, чтобы не отступать.
— Вопросы задают, когда хотят лучше узнать друг друга.
— А зачем тебе лучше меня узнавать?
— Почему бы и нет? Вы стоите того, чтобы вас узнать. Вы умный, много читаете… еще убиваете людей.
Лукас улыбнулся — на сей раз явно какой-то своей мысли. Комнату снова залила ослепительная вспышка, и через несколько секунд докатился раскат грома.
— Гроза уходит.
Элла оглянулась на окно, словно там было на что смотреть, однако тут же вновь повернулась к собеседнику:
— Итак, у вас есть дети?
Вид у Лукаса стал раздраженный.
— Не пойму, почему это так важно… Да, у нас с Мэдлин есть дочь. Я ее даже не видел.
— Как грустно. И никаких контактов? Никогда?
— Никогда. Ей и мои деньги были не нужны. Она вполне обеспечена. Впрочем, думаю, она предпочла бы жить в трущобах, лишь бы не принимать мою помощь. Мне пришлось дать слово исчезнуть и больше не искать встречи.
— Но почему?
— Ты и правда не понимаешь? Я действительно плохой парень. До Мэдлин это не доходило… пока не стало слишком поздно. Я не из тех, кого хорошо держать под боком, особенно для ребенка.
Элла покачала головой. До сих пор она представляла Лукаса в роли телохранителя, пусть как-то связанного с бандитами, но все-таки не преступника. Бывают же бедняки, глядя на которых никогда не подумаешь, что в карманах у них пусто. Хотя не без основания же нанял его отец…
— Расскажите, как вы познакомились с отцом.
Похоже, настроение у Лукаса стало подниматься.
— Виндхук, тысяча девятьсот восемьдесят второй год. Виндхук — это в Намибии. Во мне тогда было полным-полно самонадеянности, даже наглости, а Хатто считался крутым парнем. Он попросил меня сделать для него кое-какую работу. И все. Мы не стали друзьями, нет, просто у нас сложились неплохие отношения. Я ему доверял.