Он достал только что купленную книгу «Доводы рассудка» и тут же растворился в истории семьи Эллиот. Нарушен привычный уклад жизни, вот и все. Ничего страшного. Через день-другой мир придет в норму.
Когда Лукас вернулся домой, ему стало легче, но сам дом все еще был полон напоминаний, ассоциаций, и на то, чтобы их стереть, вероятно, понадобится немало времени. Вот что получается, если позволяешь людям вторгаться в привычное одиночество — их присутствие как бы затягивается, и жизнь долго потом не входит в привычную колею.
Войдя в гостиную, Лукас тут же заметил пистолет, оставленный на обеденном столе, — тот самый, что был у парня в гостиничном холле. Второпях собирая вещи, Элла упаковала и его, а нашла только сегодня утром.
Она хотела вернуть Лукасу и «Песнь о Нибелунгах», но он сказал: «Оставь себе». На внутренней стороне обложки Лукас написал номер своего телефона и велел звонить, если понадобится помощь. Он уже начал жалеть об этом акте великодушия и надеялся только на то, что подобной необходимости не возникнет. А если возникнет, ему придется принести извинения и, наверное, передать Эллу Дэну Боровски.
И все же Лукас понимал, почему сделал такое предложение. Каким-то непонятным образом Элле удалось заглянуть ему в душу: странный факт, который напомнил ему о необходимости следующего шага на пути возвращения к нормальному состоянию. Он достал из шкафа фотографию Мэдлин и вернул на прежнее место. И тут же с раздражением вспомнил о своей дурацкой шутке с Прустом. Ему ведь Пруст даже не нравится.
Лукас сел, не отрывая взгляда от фотографии. Неожиданно он понял, как ее не хватало всю эту неделю. Абсурд: скучать по фотографии! И все-таки она — единственный оставшийся у него след того времени и той женщины, которых ему не хватает больше, чем способны выразить чувства.
Кроме того, есть другие связующие нити — пойманный в объектив солнечный день, любящая улыбка, контакт с той частью его жизни, из которой он изгнан — мира взрослеющей дочери. Элла посоветовала связаться с ней; он бы отогнал эту мысль, если бы именно об этом не думал последние годы.
Вначале Лукас занимался самообманом. Вдруг она сама разыщет его? Тогда лучше бы перед ней предстал другой человек, а не тот, которого Мэдлин ей обрисовала. Но после того, что произошло с Эллой, Лукас не желал больше ждать. Несмотря на все обещания, которые он дал Мэдлин, ему нужно видеть дочь.
Ему необходимо увидеть их обеих.
Зазвонил телефон.
— Привет, это Дэн.
— Что у тебя?
Конечно, особого значения это уже не имеет, но все равно любопытно.
— Практически ничего. Вопреки ожиданиям у Марка Хатто не было врагов.
— А как насчет тех, кто угодил за решетку?
— Там тоже пусто. Поверь, дружище: Марк Хатто никому не был нужен мертвым.
— Расскажи об этом его дочери.
— Я имею в виду — никому в бизнесе. Мне посоветовали присмотреться поближе к его дому, тогда можно найти того, кто крепко выигрывает от случившегося кошмара. Тебе что-нибудь говорит имя — Саймон Хатто?
Лукас не мог понять: как это он проигнорировал очевидного подозреваемого? Еще один симптом потери квалификации… Брат Хатто определенно приобретает очень многое, убив всю семью Марка, то есть мотивом могла быть совсем не месть — по крайней мере не та безумная жажда отмщения, которую он себе представлял, — а элементарная жадность.
— Ну что скажешь? — спросил Дэн. — Хочешь, чтобы я присмотрелся поближе?
— Нет, — ответил Лукас. — По крайней мере пока нет. Я не готов. Но спасибо.
— Нет проблем. Звони, если что понадобится.
Лукас положил трубку и вышел на балкон. Закрыв глаза, вдохнул запах деревьев. Услышал птичью песню, еще какие-то неясные звуки, летевшие к нему сквозь застывший воздух. На мгновение показалось, что стоит открыть глаза — и он увидит Эллу и Криса, выходящих из леса. Они хорошие ребята, но сейчас необходимо сосредоточиться на более важном — на возвращении в Париж. В город, где он увидит дочь, увидит Мэдлин.
Может быть, это совершенно не то, что следует делать. Ему известно, что Мэдлин вышла замуж, у нее есть еще дети, и они счастливы, а дочь никогда о нем даже не думала. Его появление может вывести из равновесия их жизнь, однако это тот риск, который он обязан взять на себя.
Для семьи Хатто все кончено; уже не сказать те слова, что хотелось, не построить планы, не сблизиться друг с другом. Семья сократилась до одного члена.