— Попробуйте вспомнить, не ссорился ли ваш отец с кем-нибудь — лично или по телефону, не казался ли взволнованным?
— Нет.
Элле было немного стыдно за такой короткий ответ на такой длинный вопрос.
— Я не помню, когда в последний раз видела папу расстроенным, что наводит меня на мысль: а хорошо ли я его знала?..
— Почему вы так говорите?
— Ну… если отец всерьез предполагал, что меня похитят, то у него должны были иметься основания для беспокойства. Конечно, я понимаю, все родители волнуются за детей, но не настолько же, чтобы нанимать телохранителей!
— Понимаю. И вы говорите, этот телохранитель так ни разу не назвал свое имя?
— Совершенно верно. Он сказал, что нам вовсе не нужно его знать. А когда мы увидели, что он сделал, то пропала вся охота расспрашивать.
— И вы останавливались у него дома, хотя не знаете, где именно? — с нескрываемой иронией спросил Торберн.
— Там недалеко находился небольшой городок. Я бы вспомнила название, если бы снова увидела, а сейчас просто не могу.
— Ясно. — Детектив посмотрел на девушку так, будто решил оставить тему Лукаса в покое, но что-то в его поведении говорило о том, что он не поверил ни слову. — Ваши родители были счастливы? Я хочу сказать, их брак…
— Да, вполне.
Торберн улыбнулся:
— А что ваши отец и дядя? Как насчет их отношений?
— Хорошие отношения, что еще сказать.
— И вы никогда не слышали, чтобы они спорили по поводу бизнеса? — Детектив говорил таким тоном, будто Саймон находился под подозрением, Элла даже захотела это выяснить. Удержало ее только то, что подобный вопрос прозвучал бы совершенно в духе телевизионных криминальных сериалов.
— Я вообще никогда не слышала, чтобы они спорили. И бизнес они никогда не обсуждали.
— То есть вы не считаете, что ваш дядя был недоволен, пребывая на вторых ролях?
— Саймон боготворил отца.
Элла хотела сказать больше, чтобы объяснить, насколько неуместны такие вопросы, насколько безосновательны подозрения, но потрясение от подтекста лишило ее дара речи.
Очевидно, детектив уловил негодование Эллы, потому что сделал паузу. И Торберн, и Уэлч выглядели несколько смущенно. Потом инспектор заговорил тоном ниже:
— Сейчас расследование сосредоточено на довольно запутанных финансовых делах вашего отца. Полагаю, вы понимаете, что шансы найти убийц намного повысятся, если у нас будет полный доступ…
Элла перебила его:
— Об этом вам следует поговорить с моим дядей.
Она хотела подчеркнуть, что доверяет Саймону полностью. Во всяком случае, намного больше, чем полицейским.
— Но вы даете нам свое разрешение? — В голосе Торберна, к раздражению Эллы, сквозило недовольство. Ее саму отцовский бизнес не волнует, а вот их, похоже, заботит больше, чем поиск убийц!
— Нет уж, извините. Пусть решает Саймон.
— Но вы ведь хотите, чтобы мы нашли людей, которые убили ваших родителей и брата?!
— Хороший ход.
Элла улыбнулась, как бы давая понять, что им не добиться легкой победы. Ясно, что полицейские надеялись воспользоваться ее неопытностью и отчаянием.
— И раз уж мы коснулись этой темы… Мне не особенно нравится читать заголовки газет, где говорится о бандитских разборках. Мой отец не был гангстером.
Во взгляде Торберна промелькнула некоторая враждебность; во всяком случае, учтивости там не осталось.
— Могу вас уверить, что мы прессе ничего не сообщали.
— Не прямо, конечно.
— Никак вообще. — Торберн пристально смотрел на девушку, как бы прикидывая, стоит ли еще задавать вопросы. — Хорошо. Думаю, на сегодня достаточно. Спасибо, что уделили нам время.
Враждебность в его голосе еще чувствовалась — как, впрочем, и некоторое разочарование. Элле показалось, что полицейские перепозиционируют ее в своих схемах.
— Даже если ваш отец и был гангстером — а я повторю, что мы никогда не имели этого в виду, — так вот, даже тогда наши намерения найти убийц останутся столь же твердыми, — заявил Торберн.
Фраза прозвучала довольно напыщенно.
— И все же не такими твердыми, как мои.
Детектив кивнул — не соглашаясь, а как бы давая понять, что пора заканчивать.
— Сочувствуем вашей потере, — сказал он, вставая. — У вашего дяди есть мой номер. Если что-нибудь вспомните, позвоните.
После того как полицейские ушли, Элла села на диван и попыталась дать оценку тому, что произошло. Получалось так, что в какой-то неуловимый момент полиция из союзника превратилась в противника. А она, защищая репутацию семьи, чувствовала себя преступницей с врожденным чувством недоверия к представителям власти.