Михаил Булгаков
СОБАЧЬЕ СЕРДЦЕ
[Из предисловия (В. И. Лосев)]
‹…› Первые годы жизни в Москве, несмотря на тяжелые бытовые условия, были для писателя исключительно плодотворными. Работал он одновременно над несколькими произведениями, из которых выделяются его крупные повести «Дьяволиада», «Роковые яйца» и «Собачье сердце». ‹…›
Не завершив еще доработку третьей части романа «Белая гвардия» для «России», Булгаков приступил к написанию повести «Собачье сердце» («Чудовищная история»). Буквально на одном дыхании, за три месяца, он закончил эту работу. Получилась вещь неслыханная, смелая, дерзкая. Исследователи до сих пор гадают о том, как писатель мог решиться на такой «безумный» шаг. ‹…›
Повесть «Собачье сердце» отличается предельно ясной авторской идеей. Коротко ее можно сформулировать так: свершившаяся в России революция явилась не результатом естественного социально-экономического и духовного развития общества, а безответственным и преждевременным экспериментом; посему необходимо страну возвратить, по возможности, в ее прежнее состояние.
Эта идея реализуется писателем в аллегорической форме посредством превращения незатейливого, добродушного пса в ничтожное и агрессивное человекообразное существо. При этом в действие вплетается целый ряд лиц, при столкновении которых выявляются многие проблемы общего или частного порядка, чрезвычайно интересовавшие автора. Но и они чаще всего прочитываются аллегорически. Более того, сами аллегории нередко многозначны и требуют многоаспектной расшифровки. Не так легко по тем же причинам поддаются распознаванию и прототипы героев повести. Словом, политическая направленность произведения облечена писателем в великолепную литературную форму.
Многие исследователи подметили, например, что Шарик родился на Преображенской заставе, а Клим Чугункин был там убит. Профессор, осуществляющий превращение пса в человека, носит фамилию Преображенский. А само действо происходит в дни, совпадающие с празднованием Рождества. Между тем, всеми возможными средствами писатель указывает на противоестественность происходящего, что сие есть антитворение, пародия на Рождество, бесовское действо. И внимательный читатель несомненно отметит, что в «Собачьем сердце» уже просматриваются мотивы будущего романа о дьяволе.
Изображение описываемых событий в «перевернутом» виде встречалось у Булгакова и в других его сочинениях (например, в «Роковых яйцах»), но наиболее рельефно это выразилось в «Собачьем сердце». ‹…›
Конечно, высказать в повести сокровенные мысли Булгакову было трудно, особенно в отношении творцов революционных потрясений.
С одной стороны, профессор Преображенский и доктор Борменталь олицетворяют собой вроде бы вполне добродетельную российскую интеллигенцию. В этом качестве они необходимы писателю для противопоставления пролетариату и результатам его деятельности. Особенно хорош в этом качестве профессор Преображенский, списанный Булгаковым со своего дяди профессора медицины Николая Михайловича Покровского. Преображенский, придерживающийся старорежимных взглядов, обличает и революцию, и пролетариат, и действия новых властей. Это, по сути, булгаковский «отбойный молоток», с помощью которого сокрушается противоестественно народившийся новый общественный строй в России. Его человеческие и профессиональные качества, как и Борменталя, не могут не вызывать симпатий.
Вместе с тем они выполняют и другую роль — роль творцов антипреображения, то есть революции, в ходе которой над народом была проведена зловещая кровавая «операция», в значительной степени насильственная (выделено мною.— В. Л.). «И Шарика заманили и заперли в ванной… Внезапно… вспомнился… двор у Преображенской заставы, ‹…› вольные псы-побродяги… Потом полутьма ванной стала страшной… померещились отвратительные волчьи глаза… И он поехал лапами по скользкому паркету, и так был привезен в смотровую… В белом сиянии стоял жрец… Руки в черных перчатках… Пес здесь возненавидел больше всего тяпнутого… за его… глаза. Они были настороженные, фальшивые, и в глубине их таилось нехорошее, пакостное дело, если не целое преступление… «Злодей…— мелькнуло в голове.— За что?»… Затем весь мир перевернулся кверху дном…» Эта операция описана Булгаковым как кровавое злодеяние:
«Тут шевельнулся жрец… Нож!.. Борменталь… вынул маленький брюхатый ножик и подал его жрецу. Затем он облекся в такие же черные перчатки, как и жрец… Зубы Филиппа Филипповича сжались, глазки приобрели остренький колючий блеск, и, взмахнув ножичком, он метко и длинно протянул по животу Шарика рану. Кожа тотчас разошлась, и из нее брызнула кровь… Борменталь набросился хищно, стал комьями марли давить Шарику рану… Филипп Филиппович полоснул второй раз, и тело Шарика вдвоем начали разрывать крючьями… Выскочили розовые и желтые, плачущие кровавой росою ткани… Затем оба заволновались, как убийцы, которые спешат… лицо Филиппа Филипповича стало страшным. Он оскалил фарфоровые и золотые коронки и одним приемом навел на лбу Шарика красный венец… Один раз ударил тонкий фонтан крови, чуть не попал в глаза профессору и окропил его колпак. Борменталь, ‹…› как тигр, бросился зажимать… Филипп Филиппович стал положительно страшен… И вот на подушке появилось на окрашенном кровью фоне безжизненное потухшее лицо Шарика с кольцевой раной на голове. Тут же Филипп Филиппович отвалился окончательно, как сытый вампир… Зина появилась на пороге, отвернувшись, чтобы не видеть Шарика и кровь… Жрец снял меловыми руками окровавленный клобук…»