Определенно, это было достойное внимания полотно.
Двухметровый мускулистый Зяма с рассыпавшимися по плечам влажными кудрями и в одном полотенце на бедрах поразительно походил на молодого древнегреческого бога – на Аполлона, пожалуй, если бы тот немного подкачался и отрастил волосы подлиннее. Из современников к этому образу ближе всех был мой любимый Брэд Питт в «Трое», но Питта Зяма изрядно перерос.
Созерцая единокровного мне красавца, я понимала, почему дамы вешаются ему на шею, как гавайские гирлянды, и при этом твердо знала: вот эта вся брутальная роскошь – девяносто кило проблем, коварно спрессованных в привлекательную форму.
За спиной псевдогреческого бога мягкими холмами круглились разноцветные груды тряпья – подходящий фон для пасторали. Комнату щедро заливало расплавленное золото солнечного света, ветерок из распахнутых окон колыхал плети декоративной зелени, свисающие из горшков на полке, и для полноты картины не хватало скачущих по тряпичным горкам белых козочек и пастушьей свирели. Ее Зяма мог бы держать в руке, она там смотрелась бы лучше, чем папины кухонные весы-безмен.
С безменом в руке в Зяме было что-то от Капитана Крюка, это несколько портило чистый божественный образ.
– Взвесил? – спросила я, сбрасывая босоножки и топая в комнату мимо посторонившегося братца.
– Десять четыреста, – ответил он с досадой. – Не знаю, что выбросить – султанский ансамбль или пляжное пончо?
– А что в ансамбле? – уточнила я, догадываясь, что речь не о песенном коллективе.
– Парчовый халат, шелковая феска с вышивкой серебром и нешлифованными аметистами и сафьяновые туфли с загнутыми носами, – добросовестно перечислил братец.
– Вы где квартировать будете? В султанском дворце? – Я оценила роскошь одеяния.
– В «Хилтоне»!
Несколько секунд я смотрела на братца, изо всех сил усмиряя лютующего демона зависти.
Блин, блин, блин! Я тоже хочу в отпуск, но денег нет…
Потом я сдержанно сказала:
– По-моему, этот твой ансамблик – даже для «Хилтона» перебор. Выбрасывай.
Зяма душераздирающе вздохнул, но все же снял с верха кучи, громоздящейся в распахнутом чемодане, охапку сверкающего барахла.
Закрыл чемодан, взвесил его:
– Восемь шестьсот!
– Вообще-то полкило – допустимый перевес, – напомнила я, жестами показывая братцу, что чемодан надо снова открыть. – Но не будем испытывать твою судьбу и широту души авиакомпании, уберем еще что-нибудь.
– И пусть это будет что-нибудь Алкино, – торопливо подсказал Зяма. – А то я лишился уже трех вещей, а она ни одной! А ведь мы клялись друг другу поровну делить радость и горе!
– Остаться без сафьяновых чувяков – это, конечно, большое горе, – съязвила я, сканируя взглядом содержимое чемодана. – О, вот это, по-моему, свободно можно оставить дома!
Я вытащила из чемодана обувную коробку, сплошь, как мумия, обмотанную широким скотчем. Коробочка была небольшая, из-под каких-то легоньких тапочек тридцать пятого размера, явно Алкина – только она у нас в семье может похвастаться такой миниатюрной лапкой. Хотя чем тут хвастаться, это же сущее наказание – всю жизнь находиться в поисках подходящей красивой обуви, без проблем отовариваясь только в «Детском мире»!
– А что это? – Зяма подобрал отложенную мной коробочку, осмотрел ее со всех сторон, пытливо потряс, с интересом послушал непонятное шуршание. – Да, это точно не мое!
Я кивнула. Сто процентов, это не Зямино! Зямино было бы изысканно упаковано в крафтовую бумагу, перевязано рукодельной веревочкой из натуральной пеньки и еще красной сургучной печатью пришлепнуто.
– Слушай, идеально – ровно восемь кило! – восхитился братец, повторно взвесив чемодан. – Ну, Дюха, глаз-алмаз!
И он потер ладони.
– Отлично, теперь проверим второй.
– А есть и второй? – слегка расстроилась я.
Остынут же папины пирожки…
– Ты же не думала, что нам с Алкой двоим на неделю хватит одного чемодана? – Зяма почти оскорбился. – Конечно, есть и второй!
– А если бы не скупость авиаперевозчика, был бы и пятый и десятый! – понятливо кивнула я, с легкостью вообразив себе братца в халате и чувяках во главе каравана разновеликих чемоданов. Он бы их выстроил по ранжиру, как слоников на комоде, и красиво декорировал чеканным серебром и расшитыми попонками…
– Двенадцать триста, ого! – охнул тем временем Зяма, взвесив второго своего слона, пардон, чемодан. – Божечки мои, что эта женщина туда напихала?!
– Этот Трошкина собирала? Так, пропусти специалиста. – Я отодвинула шокированного братца, прицелилась, запустила руку в угол хабаря и безошибочно нашла Алкину заначку – два тома «Войны и мира».