Продолжая мыть посуду, читать книгу или гладить (естественно, я гладила белье и Гордону — отказ казался мне глупой конфронтацией), я с деланным безразличием отзывалась: «Да? Ну ладно», хотя нервные окончания хором вопили, что он должен, обязан поторопиться, потому что я отчаянно, отчаянно, отчаянно хочу найти новое пристанище для себя.
В целом я выиграла битву с его демонстративно-слезливыми поисками жилья; Гордон становился все более подавленным и злым, а я — все спокойнее: постепенно безучастность сменилась полным безразличием. Но чашу терпения переполнил случай, когда однажды вечером Гордон пришел домой и восхищенно описал просторную квартиру с необъятными комнатами и прелестным садиком, идеально расположенную и по сходной цене. Инстинкт подсказывал, что муж водит меня за нос и, несмотря на прекрасные качества квартиры, покупать ее не собирается. Закончив панегирик, Гордон торчал в дверях, глядя на меня с хитрым интересом, как кот на потенциальную добычу.
— Расчудесно, — сказала я, неосмотрительно позволив раздражению прорваться в голосе, и продолжила красить ногти на ногах, пытаясь вести кисточкой ровно, что давалось с трудом. Я ждала.
Гордон ввинчивал каблук в ковер и, образно говоря, взвинчивался сам.
— Ну? — не выдержал он. — Будешь спрашивать о квартире?
— М-м, — согласилась я, думая, каким козлом надо быть, чтобы подвергать меня этой процедуре, и спросила первое пришедшее на ум: — Обои красивые?
— Типично мещанский вопрос моей типичной мещанки-жены.
«Ну, это ненадолго», — пришло мне в голову.
— Ладно, — улыбнулась я. — Ты ее покупаешь?
— Нет, — ответил он.
— Ну тогда зачем спрашивать. — Я начала красить ногти на левой ноге.
Гордон грозно засопел. Пословица не лжет: рыжий-красный — человек опасный. Несмотря на абсолютный контроль во время пения, тяжелое дыхание рассерженного Гордона разносится по всему дому.
— Разве тебе не интересно, почему я не куплю эту квартиру?
Я собрала все самообладание. К счастью, когда Гордон начинает беситься, это совсем легко: я контрасуггестивна, не поддаюсь внушению, напротив, успокаиваюсь. Наверное, это действительно выводит из себя.
— Нет, — откликнулась я. — В этом нет смысла, раз ты не собираешься там жить. В любом случае мне нет до этого дела…
— Боже, какая ты эгоистка! — возопил муж.
— Хорошо, — ровным голосом сказала я. — Почему ты не купишь квартиру?
Гордон взглянул на меня: хитрость была подсвечена триумфом:
— Потому что она слишком хороша!
Конечно, должен же быть какой-нибудь глупый повод.
— О, — понимающе отозвалась я, накладывая последние штрихи на ногти десяти «маленьких поросят». — Вот, значит, как.
Я радовалась, что Рейчел спит. Противно думать, какую басню Гордон скормит дочери на этот раз. Я знала основной аргумент: людям искусства необходима Angst[2]. Перевожу для непосвященных: певцу позарез нужно кого-то винить в том, что он не всегда добивается совершенства, к которому стремится. Гордон просто не вынесет, если, увидев его новую квартиру, гости скажут: «Да, вот это повезло так повезло!» — или еще хуже: начнут завидовать. О нет, его новое пристанище, где бы оно ни отыскалось, должно иметь недостатки. Но будем смотреть на вещи шире: из бестолкового мазохизма рождается великий голос. Если бы в придачу к тембру и диапазону Гордон был высоким атлетическим брюнетом, стать бы ему одним из лучших певцов в мире, однако муж напоминает скорее жилистого Роб Роя, нежели необъятного Паваротти, — отсюда потребность в Angst. Даже если бы его шевелюра почернела и цвет лица стал оливковым, Гордон никогда не спел бы Фигаро или дона Джованни: его удел — вторые роли, которые он исполняет великолепно. Родись он валлийцем, а не шотландцем, жизнь могла бы пойти по-иному, но обстоятельства сложились так, а не иначе, и Гордон появился на свет, как говорится, в килте.
Об этом и шла речь в процитированном маленьком диалоге: Гордон отверг прекрасную квартиру по причине ее безупречности. Не поднимая головы, я занималась педикюром, а желудок сжимался, скручивался, свивался в жгут. Догадайся муж об истинной глубине моего отчаяния, продолжал бы поиски в том же темпе несколько лет. Основным козырем в этой игре было умение держать лицо, и единственным проявлением бешенства и разочарования стало то, что вечером я нечаянно посыпала печеное яблоко солью вместо сахара. Утешение слабое, но неплохое: приятно было увидеть выражение лица Гордона, попробовавшего десерт.