Собачьи истории
История первая:Первейшая вторая заповедь.
Кондо, в котором я, кажется, окончательно сел на якорь после длительных жилищных перестановок, изобилует множеством удобств, включая парковку и соседей-американцев неопределённого возраста, не назойливых и вышколено улыбчивых.
Кстати, возраст я с высокой точностью определяю по глазам и затрудняюсь только в случаях, когда у испытуемых… никогда не было детей.
Джону и Джейн, полагаю, было под пятьдесят. Спортивного вида, но это всё осталось в прошлом, ибо ходьба и бег с двумя фокстерьерами похожи на что угодно - только не на спорт, и у меня вызывают лишь сострадание…
Американцы были спокойны, услужливы, предупредительны, но такого я здесь видел много, потому удивили и восхитили не этим, а какой-то милой нерастраченной любовью к четвероногим друзьям человека.
Собаки, лишённые мужского и женского начала, как нельзя лучше годились для поглаживания, почёсывания за ушами и многих других эрозон, и восторженно это принимали, приводя хозяев в умиление и экстаз.
Я так и не смог полностью избавиться от вечного совкового недовольства, которым инфицированы все эмигранты моего поколения, и плохо сдерживал ворчанье по поводу того, что собаки украшали своими «тортиками» землю и жёлтыми «граффити»- снег… и территориальных с громким лаем войн между ними в уже фантомных сценах ревности.
И всё-таки, когда я частенько наблюдал, как радуются дети, играя с ними, и как при этом счастливы «дабл ди» (Джон и Джейн), я уже не ворчал, ни на чём не настаивал и открыто восхищался любовью соседей к братьям нашим меньшим...
У меня нет информации об, аналогичном человеческому, росту и продолжительности жизни у собак и, когда со слезами на глазах, Джон сообщил мне, что у Ская (второго фокстерьера зовут Стар)- рак желудка в пять лет, я понял, что рак молодеет, и собаки, отнюдь, не исключение….
Собака умирала медленно, тяжело, пройдя все круги онкологического ада: парез (паралич) конечностей, все виды недержания, и боли, боли, невыносимые и нечеловеческие...в истинном смысле
И с этого момента Скай уже не сходил с рук хозяев (можно только пожелать людям, чтобы за ними так ухаживали), жалко скулил, его неразлучный друг (а может, и брат) всё понимал и вопросительно заглядывал в глаза Джону...
Все свершилось на седьмой день. В утро этого дня на поводке у Джона был только Стар, а в глазах Джона поселилась неизбывная тоска.
Я вырос в семье, где были проблемы с хлебом и - не до собак, даже кошка отрабатывала своё пропитание ловлей воришек –мышей, а дети в нашей семье по кодексу воспитания были сердобольны, легко проникаясь страданиями, болью ближнего. Я порывался высказать соболезнование, но ни прежний опыт, ни мой английский к этому, к сожалению, не располагали. И когда после каких-то никчемных слов я неуклюже сказал, что нет худа без добра, и что сейчас очень повезёт какой–то девочке Аннушке иметь таких замечательных родителей, как тут же пожалел о сказанном, перехватив отчуждённые взгляды «дабл ди», подслащённые заученной улыбкой. И Стар, кажется, смотрел так же.
Но когда на девятый день рядом со Старом на втором поводке резвился новый фокстерьер Гера, я уже соболезновал… своей дремучей чувствительности.
Отношения наши, тем не менее, скоро восстановились: «дабл ди» охотно принимали комплименты их любви и привязанности к животным, а дежурные похвалы собакам - с особым восторгом.
И всё-таки щербинка, нацарапанная отказом бездетных «дабл ди» заменить собаку ребенком, не сгладилась и ждала своего часа, чтобы напомнить о себе. И час не преминул вскоре представиться...
Очень часто мы привозили домой на недельку-другую нашего столетнего папу - почти сохранного старика (три дочери постоянно оспаривали право, где гостевать папе, купающемуся в заботах детей), не освоившего ни одного английского слова, кроме «окей», и уверенного, что все вокруг знают русский.
- Почему собаки эти не кусаются и не лают? - спросил он хозяина.
Я перевёл.
-Они стерилизованы, - ответил улыбающийся Джон и добавил, очевидно, специально для папы. – Кастрированы.
-И что он улыбается? Разве им не больно, и какие они после этого собаки!?
Последнее перевёл. Ответ, не без серьёза, звучал так:
-Никакие они не собаки, а наши дети – добрые, умные и красивые, и по ночам… не плачут.
-Слава богу, что у этих собачников нет детей!- отреагировал задумчиво папа. - А родители у них есть? - Это уже ко мне. Я перевёл.
-Да, есть, и мама и папа, моложе вас, но тоже старенькие, болеют, - сказал Джон.
-Ты их видел когда-нибудь?- спросил меня папа, но Джон всё понял и ответил просто: