Я видела озеро, покрытое льдом, который переливался в лучах рассветного солнца. Чистый, он блестел пурпуром. Я видела лес, сосны со снежными шапками. Я видела, казалось бы, целый мир, что в эти секунды раскинулся предо мной во всей своей неописуемой красоте. Как он был прекрасен, как он был велик и могуч в ярком свете начинающегося дня.
Так мала я была, стоя на лоне тишины, которую так грубо прервали служители закона. И казалось сама природа, оскорбленная такой дерзостью, воспрянула от ночного сна, скидывая со своих плеч одеяло из звезд. Крупные хлопья снега падали с неба, смешиваясь с пеплом, поднявшийся сильный, холодный ветер трепал мои волосы, продувал насквозь тонкую осеннюю куртку. Но я не мерзла.
Я должна поднять руки и медленно повернуться.
Нет смысла оказывать сопротивление.
Я чувствую жар догорающих холстов за своей спиной. Этим все и заканчивается.
Что теперь будет с отцом? Я разочаровала его. Разочаровала всю семью, опозорила их.
Но не решаюсь, не решаюсь сама сделать шаги навстречу полицейским. Не опуская рук, в противовес им, пячусь назад. Каждый шаг причинял невыносимую боль, порезы, видно, снова кровоточили.
Нужно быть храброй.
Уж если хватило смелости нарушить закон, так пусть будет и для того, чтобы понести наказание.
Но почему-то не находится нигде этого героизма, чтобы признав свою вину, отдаться в руки властей.
Вытягиваю руки перед собой, словно позволяя надеть наручники, показывая раны, а затем поднимаю ладони вверх, будто желая остановить происходящее хотя бы на долю секунды.
Вдруг, поскользнувшись, осознаю, что я вышла на лед. Вздрогнув, я бросаю взгляд в сторону, чтобы в последний раз взглянуть на почти потухшее пламя костра, где тлели угли, бывшие когда-то осколками чего-то большого и великого - человеческой души. Оглядываюсь, чтобы в последний раз взглянуть на кроны леса, в белом одеянье, венчаемые восходящим солнцем. На дом, на озеро, на противоположный берег... На весь этот чарующий мир, который я не скоро увижу вновь.
Я хотела быть храброй, хотела вынести этот позор, без колебаний. Но сама того не ожидая начинаю плакать, потому что чувство стыда, невероятного, такого какого я никогда не испытывала до этого, накрыло меня с головой, заставляя захлебываться собственными слезами, не в силах даже вздохнуть.
Мама была права стоит остерегаться психопатов.
"Будь осторожна и не связывайся со странными людьми", - говорила она мне каждое утро, прежде чем я уходила в школу.
"Береги себя, держись подальше от больных на голову людей", - так она сказала мне после того, как мы вышли из зала суда, практически чужими друг другу.
Мне стоило бы послушать её, и сразу уходить, когда Марго впервые заговорила со мной, не впутываться во всю эту историю, которая так печально закончилась.
"Остановитесь и поднимите руки, это полиция, вы арестованы".
Не выдерживаю этого, маленькая трусиха, которая в тот вечер убежала от Ричарда, предложившего довезти ее до дома, заставляет меня развернуться. Шаг, еще один, - каждый последующий уверенней предыдущего. Слышу за спиной выстрел и понимаю, что уже бегу к другому концу озера.
"Она же не остановится!"
"По ногам стреляй, не целься в нее!"
Возгласы. Выстрел. Мимо. Еще один - мимо. Снова. И я замираю, понимая, что по льду идет трещина. Они попали! Попали, я попалась! Вслушиваюсь и понимаю, что все это время пули попадали в озеро. Лед треснул еще сильнее. Испуганно слежу за полицией. Они приближаются ко мне.
"Не двигайтесь, лед может не выдержать".
Слышу каждое слово, но не понимаю сказанного.
Я не сопротивляюсь.
Я хочу, чтобы это все как можно скорее закончилось.
Осторожно делаю шаг навстречу.
Вода в легкие заливается неожиданно быстро. Я хотела вдохнуть, но озеро обожгло холодом все изнутри. Длинные морозные пальцы сомкнулись на моей шее, последний воздух, что я забрала за собой с поверхности, покинул мои легкие. Вода обжигала, казалось, с меня сдирают кожу, но я не стала сопротивляться, не стала бороться, решив позволить себе уйти на дно.
"Смотри не утони", - вспоминаю, пока невидимые сети тянут меня вниз за собой. Не страшно. Ни капельки.
Тело перестает отзываться на холод, что изо всех сил пытался причинить боль. Все ушло и потерло свое значение. Вода была ясной и чистой, лед, словно стекло, гнул первые солнечные лучи, скользившие по его поверхности. Мне показалась неописуемо чудесной вся эта оживающая синева. Я была счастлива. А потом кто-то прервал мое счастье, схватив меня за плечо и потянув обратно вверх, назад к жизни.
Прогулка.
Не все заслуживают счастливый конец. Приходится мириться с тем, к чему мы пришли. Совершая поступки - мы делали выбор. Будущее никому неизвестно. Подобно лабиринту оно имеет множество путей и вариаций развития, но только один выход. Один только взгляд, жест и больше нет вокруг тебя каменных стен, найден выход на свободу. Одно неверное действие, неверный шаг в сторону - ты в тупике. Вот только вернуться к началу уже не выйдет, нет той спасительной нити Ариадны. Потому что никто не может повернуть время вспять и исправить ошибки прошлого.
Раскаянье - чувство, которое является одним из верных поворотов в этом огромном лабиринте, но не каждый способен раскаяться в содеянном, нужно обладать невероятной силой духа. Это тяжелое чувство, практически неподъемное. Но когда до смерти остается не меньше часа, то сил нет даже для того чтобы оглянуться назад на свое прошлое, обдумать, пересмотреть. Что я сделал не так?
Маяковски не было страшно. Он словно шел по канату, что натянут на высоте ста этажей, и только ждал той секунды, когда сорвется. Ничто больше не имело значения. Не было смысла сознаваться в преступлении. Зачем, если невозможно избежать наказания? Зачем со слезами на глазах вспоминать, как ужасно он себя чувствовал убивая. Как больно ему было, когда чужая кровь заливала пол, пачкала одежду и руки по самые локти и выше. Сожаление, которое пронзало сердце, когда Ричард срезал последние осенние цветы в своем саду, чтобы подготовить моделей. ( Как де сильно он любил свой сад.) Маяковски считает, что это низко, открывать свою душу тем, кто не проявит ни капли сочувствия.
Какой это все имело смысл?
Зачем он все это делал?
Для чего?
Маяковски все-таки на какое-то время возвращается в свое прошлое, снова и снова переживает всю свою жизнь, уподобляясь Марго. Он хочет, чтобы все, что сейчас происходит вокруг, оказалось сном, либо как можно скорее закончилось.
Знал ли тогда мальчишка, усердно скребущий с серьезными видом, карандашом по белоснежному листу бумаги, повторяя каждый изгиб лица своей матери, разве знал он тогда, каким позорным образом оборвется его жизнь? Знал ли он, чем это все обернется, когда впервые решил, что стоит выражать свои мысли с такой яростью? Знал ли он, к чему приведет все это?
Ричард считал, что именно отрицательные эмоции - главные составляющие его таланта. Предыдущие работы ничто, потому что написаны с чрезмерной мягкостью и аккуратностью. А все лучшие работы, как он считал, написаны в приступах гнева, страха боли. И ведь он действительно так считал.
А теперь он здесь, тонет в отчаянье, к которому сам в итоге пришел. Окажись он сейчас на свободе, в жизни больше не тронул бы краски, сжег бы все инструменты, брал бы в руки карандаш исключительно только чтобы сделать пометки на полях в тетради.
Ничего нельзя изменить.
Тишина. Она больше чем просто полное отсутствие звуков. Она давит, напирает с невообразимой силой. Разрушает остатки былой души. Руины - все, что она оставляет за собой эта гнетущая, жестокая тишина.