- Ты подделал его документы? - я настороженно приподнимаю бровь.
- Да не я, а один мой знакомый, ты только не подумай, сама понимаешь какая ситуация была, - Роман пожимает плечами и склоняется ближе.
- Я понимаю, - киваю и, немного подумав, добавляю: - А ты не можешь дать мне номер этого знакомого? Ну вдруг что, может пригодиться, - для большей убедительность усмехаюсь, тоже допивая свой скотч.
- Конечно, - он как-то по-детски оглядывает пустой бар, а затем целует меня.
Две недели спустя у меня было служебное удостоверение на имя Шеррил Маккартни (той самой, которой передали дело Маяковски).
Глубокой ночью, в четверг, я позвонила Шеррил. "Шеррил, мне звонили из тюрьмы и сказали, что у Маяковски были какие-то проблемы с поведением, наверное, все-таки он окончательно сошел сума. Сказали, что он покусал охранника, и допрос перенесли на неопределенный срок. Обещали позвонить", - я хрипела в телефон, подражая больному голосу Вероники, настолько реалистично, на сколько могла. Вся моя надежда была на то, что сонная Шеррил не сразу поймет, в чем дело и поверит мне. Так оно и вышло. Она не поинтересовалась, почему позвонили не ей и почему поздно ночью, а не утром.
Раннее утро пятницы. Колени дрожат. Страх. Я испытываю животный страх от того, что мне предстоит встретиться с преступником, от того что я сама совершаю преступление. Окружающих настораживает мой вид, я не выгляжу на тридцать восемь. Но меня везде пропускают. Поддельные документы ещё не вызывают подозрения. Безумие. Все что происходит вокруг меня - безумие. К комнате, где должен был проходить допрос, меня вели два огромных охранника, которые даже не смотрели на меня. Я ждала, ждала того, что меня арестуют. Но все шло гладко.
Секунды тянулись бесконечно долго. Сердце билось, словно сумасшедшее. Тогда я пожалела, что пошла на все это. Дома я была так уверена в себе, и мне хотелось узнать, как далеко я смогу зайти. Но я зашла слишком далеко. Я перешла эту черту дозволенного, когда позвонила Шеррил. Хочется уйти, убежать. С Марго было проще. Разговаривая с Марго, я не нарушала закон.
- Вы можете войти.
Маяковски.
Воздуха в легких почти не осталось, его, словно выбили из груди. Стыд. Чувство невероятного стыда охватило меня, когда я увидела Маяковски. Мужчина сидел за столом, прикрыв глаза. Искусственный белый свет люминесцентных ламп падал на его лицо. Он хорошо и опрятно выглядел. Невольно вспоминалась Марго, которая состарилась чуть ли не на двадцать лет. Маяковски же вряд ли изменился. Морщин на его лице больше не стало, никакой щетины, губы яркие, не иссохшие, не потрескавшиеся. Молнии вен, под алебастровой кожей на шее, двигаются, становятся заметнее, каждый раз, когда мужчина напряженно сглатывает. Маяковски сохранил себя.
Я замерла в дверях не в силах и шагу ступить. Сердце замерло. Нет, оно не оборвалось, не билось в груди из последних сил, пытаясь спасти мне жизнь, не угасало. В одну секунду сердце просто замерло, когда мужчина открыл глаза и взглянул на меня. Удивление. С истинным удивлением он смотрел на меня. Склонив голову на бок, он усмехнулся.
Двое охранников, сопровождавших меня до этого, теперь оставив нас с заключенным наедине, они остались стоять за тяжелой металлической дверью. Неровной походкой прохожу к столу и сажусь напротив Маяковски.
- Они слышат? - Оглядываясь вокруг, я, чувствуя себя не в безопасности, постаралась занять как можно меньше места в пространстве, стать как можно незаметнее.
- Нет, будь ты следователем, ты бы знала, - Судорожно глотаю воздух, только услышав его спокойный голос. Он узнал меня. - Неужели, ты, и правда, такая взрослая, Шеррил Маккартни? - Маяковски хмурится и немного поддается вперед.
- Я от Марго, - Выпаливаю я, но тут же жалею об этом, слишком рано...
Секундная растерянность в глазах Ричарда сменяется весельем, мужчина еле сдерживается, чтобы не рассмеяться.
- Действительно? Сколько лет, сколько зим, - Маяковски уже буквально давится своим смехом. Я лишь молча протягиваю предназначенное для него письмо. Мужчина забирает его, но не сразу читает. Он какое-то время вертит его в руках, рассматривает, поджав губы. Он кидает на меня подозрительный взгляд и только потом возвращается к листу бумаги. Ричард, прочитав письмо, брезгливо морщится и, скомкав его, бросает к моим рукам, лежавшим на столе.
- Мерзость. Забери.
- Что она там такое написала? - Спрашиваю я, разглаживая ладонями лист и складывая его в четверо, чтобы убрать в карман.
Маяковски, цокнув языком, разочарованно покачал головой: "Полную чушь".
- Это все зачем ты пришла? Передать это письмо? - Мужчина приподнял бровь и, звякнув наручниками, сложил руки перед собой. - Как тебе вообще удалось попасть сюда? Ты выглядишь так, словно тебе пришлось украсть у своей мамы косметику.
- Мне двадцать семь.
- Ох, какая ты взрослая, - мужчина смотрит на меня с явной насмешкой. - Замечательно, значит, тогда тебе было... прости, шестнадцать?
- Нет, пятнадцать,- неуверенно поправляю его.
Маяковски шумно вздыхает и, прикусив губу, смотрит куда-то перед собой, сквозь меня. Неужели он, убив столько людей, переживает из-за того, что на спор поцеловал девочку в ночном клубе?
- Ты прошла туда так же? По поддельным документам? - Я киваю в ответ. - Надо же...
Мы сидим в тишине, минуту или две точно, пока я не решаюсь спросить:
- Почему Вы это делали? - Мужчина смотрит на меня в упор. - Я просто хочу понять...
- Что ты хочешь понять?
- Неужели, Вы не испытывали ни капли жалости к тем девушкам? Сострадание? - Ответом мне служит искренний смех. Маяковски вряд ли знает о тех чувствах, о которых я повела речь.
- Жалость, сострадание... - Ричард с улыбкой качает головой, он держит меня за дуру, не иначе. - Ты же, как я понял, сама общалась с Марго? - Киваю. - Ну так тебе было её жалко?
- Это другое! - Не выдерживаю и повышаю голос на Маяковски. - Я не собиралась её убивать и вообще...
- Тебе было её жалко?
Я колеблюсь. Может лучше солгать?
- Нет.
- Вот видишь, а какого мнения ты была о ней? Поделись со мной... - Мимика Маяковски очень выразительна, но он не дергался, не гримасничал, просто каждое сказанное им слово отражалось движением определенных мышц на его лице. У меня от этого был мороз по коже. Я ожидала увидеть хладнокровного убийцу, который будет вести себя соответствующе сдержанно и холодно. Но Ричард был живой, он реагировал на мои слова, говорил со мной, задавал вопросы. Не был он похож и на обычного психопата - никакой излишней эмоциональности. Он был вполне адекватен, в некой своей собственной особой манере, но адекватен.
- А что о ней думали Вы? - Увиливаю от вопроса, все же не стоит вот так все рассказывать ему.
- Я презирал её, - Снова эта брезгливость, он действительно испытывал настоящую неприязнь к Бёрг.
- Марго мне не об этом рассказывала...
- О чем же?
- Она говорила, что вы были хорошими друзьями, - Склоняю голову на бок и, вглядываясь в лицо мужчины, пытаюсь понять, что он чувствует. Ничего, скорее всего.
- Ох, нет милая, Марго... не из того круга людей с которыми мне было бы приятно общаться. - Маяковски понижает голос, практически переходит на шепот, и мне приходится приблизиться к нему, чтобы все расслышать. - Она лишь избалованная сука, которая считает себя разносторонней. Не больше. Я с такими не дружу.
- У вас не было друзей?
- Но-но! - мужчина качает головой, пригрозив мне пальцем, подобный жест заставляет меня медленно отпрянуть. - Ты - мой адвокат, милая, а не психолог, не забывай.
Нервно постукиваю пальцами по столу, когда мужчина протягивает ко мне руку. Мне не сразу удается сообразить, что он хочет сделать. Вздрагиваю, когда его ладонь практически накрывает мою. Прикосновение было невесомым, незаметным, его вообще практически не было, но я, испугавшись, резко отдернула руку, словно обожглась, и спрятала её под стол, от напряжения впившись ногтями в собственные колени.