Что за мажористые приколы — чем ярче, тем пизже? Как, блин, попугаи.
Это единственное, о чём он себя спрашивает. Больше не задаётся никакими вопросами, ни одного вопроса в гудящей голове. Просто проходит по светлому коридору, останавливается, поднимает руку и стучит в дверь. Так стучит, чтобы все услышали.
Так стучит, чтобы не передумать. Я злой и страшный. БАХ-БАХ-БАХ.
И лёгкая паника нападает только в тот момент, когда щёлкает замок. Рыжий быстро берёт себя в руки, стискивает влажным кулаком подкладку куртки в кармане.
Думает раздражённо: успокойся, блядь.
Хэ Тянь удивлённо приподнимает брови. Скользит по нему быстрым, деревянным взглядом, у него осунувшееся бледное лицо. А Рыжий — злой и страшный. Он немного на взводе. Хмурит рожу в ответ.
И оба молчат.
Рыжий сильно сжимает губы, поднимает подбородок. И прежде чем успевает хоть что-то сказать, Хэ Тянь отступает, пропуская Рыжего в квартиру.
Просто бросает открытой дверь, идёт в глубину комнаты. Рыжий заходит следом, потому что, что он, дебил — прийти и стоять на пороге?
Рядом с диваном валяется пара журналов и стоит чашка. Чай? Кофе? Вода? Фрэш из сраной дыни юбари? Здесь не пахнет ничем. Только страницами глянца и сияющим ночным городом. На Хэ Тяне мятые домашние штаны и боксёрка. Свет приглушен. Конечно, счета за электричество недешёвые для таких-то хором. Хотя… вряд ли поэтому.
Рыжий закрывает за собой дверь. Осматривается. Ни хрена здесь не изменилось. Стены голые, как в морге.
Он внезапно вспоминает, как стоял на этом самом месте и насмешливо бросал через плечо: «что ж тебя не спасают твои друзья?».
Тогда Хэ Тянь почти вынудил его прийти сюда. А теперь он пришёл сам, по делу. Кстати, об этом.
Хэ Тянь на диван не садится — опирается задницей о спинку и складывает руки на груди. Устало смотрит на Рыжего, приподняв голову.
— Ты спички мне не вернул.
И, больно пожевав кончик языка, добавляет:
— Уёбок.
Только вот на «уёбка» Хэ Тянь не реагирует. Спокойно поднимается, подходит к прикроватной тумбочке, достаёт из ящика спички. И от того, с каким пустым выражением лица он всё это делает, хочется разбить ему нос.
Рыжий суёт коробок в карман. Коробок был в руке у Хэ Тяня всего секунд десять, но тонкий картон как-то успевает оставить на себе призрачное тепло.
— Не думал, что ты запомнил, где я живу, — говорит с тенью насмешки, садясь на диван.
Было не сложно.
Рыжий молча кривит губы, разворачивается и идёт к двери. Мысленно готовится бросить ему в ответ какую-то гадость, когда Хэ Тянь схватит его за плечо, остановит, скажет что-то типа «что, ехал за спичками через весь город»? Нет, не ехал. Шёл. Но тебе-то оно зачем.
Только вот Хэ Тянь не хватает. Не останавливает.
И Рыжий сам яростно оборачивается у двери. Бросает злой взгляд, цедит:
— Не знаю, что за говно ты задумал, но, на будущее, — мне насрать, понял?
А тот даже не смотрит, даже голову не поворачивает. Сидит на диване, воткнулся локтями в колени, переплёл пальцы. Профиль подсвечивает ночной город за окном. Рыжего аж к полу примораживает от этого. Ему вдруг почти становится страшно.
Он орёт:
— Алло! Я с тобой разговариваю, слышь!
Хэ Тянь поворачивает голову, касается кончиком языка угла губ. Смотрит, как долбаное привидение из полутьмы. В комнате горит только ночник за его спиной, поэтому всё как-то иррационально-крипово. Тишина тупо давит на уши.
Рыжий уже ни хрена не понимает, поэтому тон не понижает.
— Если весь этот игнор — это какой-то твой план, то он не сработает, понял? Я таких мажоров, как ты, на раз-два, понял? Ты подумай своей башкой на кого нарываешься.
— О, на тебя бы я нарываться точно не стал, — с глухим смешком отвечает Хэ Тянь.
И от этого в грудной клетке слегка отпускает сведенные мышцы. Он в норме. Он в норме, вот они, его интонации. Подъёбливые и мерзкие.
— Что, всю неделю готовился вести себя, как уёбок, пока меня на занятиях не было?
— Меня тоже не было.
Он смотрит ещё недолго, блестит своими глазами, потом опускает руку. Поднимает с пола чашку. Допивает, что бы там ни было, сильно запрокинув голову.
Рыжий думает: какого хуя я стою здесь, как дебил? Какого хуя я вообще обернулся, а не вышел за дверь?
— Чувак, меня правда не ебёт, где бы ты ни был всю неделю. Но ведёшь ты себя стрёмно. Я, бля, не подписывался…
— Ты есть хочешь?