В тот день рыбаки в море не вышли: уж больно отвратительная выдалась погода. Спадон работал на Мэра – не только главу местной управы, но и самого крупного из здешних капитанов-промысловиков. Он владел тремя моторными лодками да еще холодильными складами, где мог хранить улов – как свой, так и тех рыболовов-предпринимателей, кому такие камеры были не по карману. Двумя днями раньше, когда все были в море, порывом ветра у Спадона сорвало три поплавка, крепившихся на садках для лангустов, которые он установил в прибрежной зоне для личных нужд, взяв для этого лодку на целые сутки с согласия Мэра. В тот понедельник Спадон и явился на пляж, чтобы посмотреть, не прибило ли поплавки течением. Насторожил его тоскливый вой собаки.
Пес стоял в стороне от Старухи, и та его не слышала. Вдруг Спадон увидел, как она заспешила, споткнулась о камень, едва не упав, и снова побежала. И тогда рыбак почувствовал: что-то произошло. Тут он и заметил Америку, бросившего повозку и тоже направлявшегося к собаке.
Все трое одновременно подошли к месту, где лежали три продолговатых предмета, казавшихся живыми из-за то набегавших, то откатывавших волн. Собака посмотрела на хозяйку, подвывая, и принялась обнюхивать то, что недавно извергло море: тела троих чернокожих мужчин, одетых в футболки и джинсы, босых. Казалось, они спали, уткнувшись лицом в черный песок.
Старуха заговорила первой:
– Что стоите? Вытащите их из воды!
Мужчины переглянулись и выполнили приказ. Мгновение они колебались, не зная, как перетаскивают трупы. Потом взяли их под мышки, и, пятясь, отволокли на темную гальку, и положили в ряд.
– Не так же их оставлять. Переверните!
Они снова замешкались, потом перекатили каждого на бок, а затем на спину, открыв лица мертвецов.
Каждому из утопленников не исполнилось и двадцати. Глаза у всех были закрыты. Они словно уснули глубоким сном, который вывернул им наружу губы, а кожу расцветил большими фиолетовыми пятнами; на лицах покойных будто застыл упрек.
Старуха, Америка и Спадон одновременно перекрестились. Собака пролаяла трижды. Снова раздался голос Старухи:
– Америка, у тебя в повозке брезент найдется?
Тот, кивнув, удалился.
– А ты, Спадон, ступай, предупреди Мэра. Ни с кем об этом не говори. Приведи его сюда. Да не тяни резину.
Не возразив ни словом, Спадон побежал. Смерть всегда вызывала в нем ужас. Всю прошлую ночь бушевал ветер, и ревущее море выплевывало на остров соленую пену, прямо под двери жилищ, просачиваясь сквозь плохо пригнанные каменные блоки и дымоходы. Никто не мог из-за этого уснуть, ворочаясь в постели и постоянно вставая – то по нужде, то выпить стакан воды.
Старуха с собакой остались возле тел. Зрелище впечатляло: будто ты стоял в музее перед картиной, которая определенно собиралась что-то сказать, но ты все задавал и задавал себе вопрос: что же именно? Безбрежное море, тела троих молодых чернокожих мужчин, старая женщина и собака рядом с ними. Послание? Несомненно. Только что оно должно было донести?
Америка вернулся с голубым полиэтиленовым тентом.
– Накрой! – потребовала Старуха.
Тела исчезли под синтетическим саваном. Америка положил камни по краям, чтобы его не снесло ветром, который все норовил вырваться из-под низа с резким пронзительным шумом, словно рядом устанавливали купол шапито.
– Как вы думаете, учительница, откуда они?
Несмотря на его сорок лет, грубые мужицкие руки и морщинистое, подобно высохшему куску мыла, лицо, к Америке будто вернулись неуверенность и тонкий голос подростка. Он зажег сигарету.
– А сам-то что думаешь? – резким тоном спросила Старуха.
Америка пожал плечами, глубоко затянулся в ожидании, что за него сформулируют истину, которую он не осмеливался озвучить. Но поскольку Старуха молчала, он пробормотал, точно ученик, сомневающийся в своем ответе, указав подбородком на бледную даль юга.
– Может, оттуда?..
– Разумеется, оттуда. Не с неба же они свалились! Правда, ты большим умом никогда не отличался, но ведь смотришь же телевизор, как все, или нет?
Спадон не стал тянуть резину. Не прошло и получаса, как он показался из-за уступа скалы, перегородившей пляж и заслонявшей вид на город и порт. Вместе с ним шел Мэр, а рядом следовал третий, в чьей грузной и сутуловатой фигуре все без труда узнали Доктора.