– Я весь день размышлял над тем, что нам надлежит сделать, и предполагаю, что вы тоже.
Сменивший спортивную форму на пристойный костюм Учитель, чье лицо до сих пор хранило следы величайшего потрясения, тотчас же его перебил:
– Как это что «надлежит сделать»?! Поставить в известность власти! Что же еще? Утром я был настолько шокирован, что едва не лишился рассудка. Я с уважением отнесся к вашим словам и ничего никому не сказал, и все же я не понимаю, что мы здесь обсуждаем, вместо того чтобы поскорее связаться с полицией и судебными властями. Потерять целый день после такого происшествия – это, по меньшей мере, непростительно!
Учитель смолк. Он оглядел собравшихся в поисках поддержки, но все сидели, опустив головы, за исключением Доктора, который смотрел на него, участливо улыбаясь, да Старухи, буравившей его светлыми глазами с такой настойчивостью, что он поневоле отвел взгляд. Он очень часто дышал, с трудом сглатывая слюну. Мэр внимательно посмотрел на Учителя, прежде чем ответить:
– Напоминаю, что в обязанности мэра входит и обеспечение правопорядка, поскольку у нас нет комиссариата полиции. Я – единственный из обитателей острова, кто наделен этой властью. И которой я ни разу не воспользовался, как всем известно, поскольку жили мы всегда спокойно. Даже если я и не обладаю полномочиями судебной власти, именно мне положено решать, стоит или не стоит привлекать к делу следователя и судью с континента.
– По-вашему, три трупа – это недостаточно серьезный повод для привлечения судебных властей? – вставил слово Учитель. – Сколько вам их нужно, чтобы взять в руки телефон – пять, десять, двадцать, сотню?
От смелости щеки Учителя порозовели. Он снова уставился на Мэра, глаза которого чуть не вылезли из орбит. Было слышно, как тот заскрежетал зубами. Мэр продолжил речь, но таким тихим голосом, что всем пришлось напрячь слух, чтобы хоть что-нибудь разобрать.
– Тела осмотрел врач. На них не обнаружено следов насильственных действий. Поправь, если что не так: ты ведь не увидел на них ран, не правда ли?
Доктор, массировавший себе живот, улыбаясь, подтвердил.
– Нет никаких признаков того, что эти несчастные стали жертвами агрессии или убийства. Они утонули, пробыв в воде незначительное время, о чем свидетельствует отсутствие на телах ран и царапин от ударов о скалы и повреждений, которые могли причинить им крабы, рыбы или гребные винты судов.
– А как насчет вскрытия, Доктор? – заметил Учитель, с усилием сглатывая, будто это слово, тысячи раз звучавшее в полицейских сериалах, оказалось для него неподъемным.
– Зачем? – парировал Доктор, не терявший благодушного настроения. – Причина смерти, к сожалению, очевидна. От чего, по-вашему, они могли умереть? От теплового удара?
Спадон загоготал, Америка тоже. Даже Старуха высокомерно улыбнулась бесцветными губами, обнажив серые зубы. Мэр также засмеялся, но его смех напоминал змеиное шипение. Учитель, ерзавший на стуле, вновь подал голос, который абсолютно не вязался с его мощной и высокой фигурой, – голос смущенного мальчишки:
– Вы не хуже моего знаете, что для установления факта смерти от утопления внешнего осмотра недостаточно. Необходим сравнительный анализ процентного содержания стронция и железа в крови с процентным содержанием этих металлов в воде. Прошу прощения за чисто технические детали, меньше всего мне хотелось бы изображать всезнайку, однако истина, как говорится, дороже.
– Что ж, это делает вам честь, – продолжил Доктор, который теперь чувственно поглаживал сигару, достав ее из внутреннего кармана пиджака, – и вы абсолютно правы. Но задумаемся на минутку: нам всем хорошо известно, откуда эти несчастные и что они собирались делать. Даже если мы повернемся к ней спиной, Африка никуда не денется: она здесь, совсем рядом, в нескольких десятках миль. Как мы можем игнорировать то, что известно всем, о чем трубят все СМИ, рассказывая о чудовищных усилиях, предпринимаемых тысячами подобных бедолаг, чтобы перебраться в Европу? Судно, на котором они пытались это сделать, пошло ко дну, как множество других до него, и столько же утонет после. Они умерли, потому что утонули. Море часто позволяет людям ползать по своему хребту, но порой оно начинает бунтовать и сжирает кого-нибудь из них. Такова истина, горькая истина, доложу я вам.
Доктора бросило в жар, и он, достав из кармана носовой платок, вытер со лба выступившие бисеринки пота. Учитель молчал, словно прозвучавшая речь подействовала на него как наркотик. Мэр спокойно наблюдал за его погружением в вязкое безмолвие. Старуха по-прежнему не сводила с Учителя пристального взгляда. Спадон уставился в потолок, пока Америка с серьезным видом изучал свои ногти, словно чернота под ними вдруг обрела для него важный смысл и вызвала приступ меланхолии.