— Перестарался наш Хорохорин! усмехнулась Вера
— Зато и шествует сюда грозным победителем…
Вера вскочила, сжала пальцы так, что они хрустнули. Мгновенная краска стыда опалила ее лицо с такой яркостью, что Зоя посмотрела на нее удивленно. Этот взгляд вернул Вере наружное спокойствие. Она опустилась на свое место с высокомерной усмешкой:
— Что же, посмотрим…
Сеня быстро обернулся к Зое:
— Итак, Зоя, вы можете вернуться в университет без всякого смущения… Там рассуждают просто: в чем дело был попом? Ну а сейчас не поп — раз, а во-вторых вы ушли из семьи. Вы не будете краснеть за себя. Выбирайте.
Он стоял перед нею, не переставая улыбаться и не сходя с шутливого тона. Внутри себя он не был так спокоен, но желал только одного — предоставить Зое свободный выбор между тем и другим. Ему казалось, что уже на всю жизнь будет нарушено его душевное спокойствие, если он окажет хоть едва заметное давление на нее в этот момент
Он почти не сомневался в ее выборе, но чувствовал что одним словом Зоя может сейчас поколебать его без граничную уверенность в ее искренности.
Он ждал. Зоя ответила просто:
— Что тут выбирать?
Она на мгновение задумалась. Сеня не понял ее и с плохо скрываемым смущением повторил:
— Решайте, Зоя!
— Да я уже решила!
— Что, что вы решили? — крикнул он нетерпеливо.
Она обернулась к нему: глаза ее сияли не меньше, чем голубое небо за окном.
— На фабрику! — крикнула она. — На фабрику, Сеня! Уж теперь-то в особенности на фабрику. Жить хочу, любить хочу, радоваться хочу, работать хочу и в университет хочу, как все, а не исключением…
Королев поднял ладони щитками, сказал:
— Конечно. Вопрос исчерпан. Теперь последнее слово: я обогнал на трамвае Хорохорина и по его удрученной морде видел — идет сюда. Что ему говорить?
— То есть что сказать? Возвращаюсь я в университет или нет?
— Да, да, чтобы уж путь к отступлению раз навсегда отрезать…
Зоя отошла к окну и задумалась — она и без того знала, что решает раз навсегда.
— Самое страшное тут то, — медленно выговорила она, — что я одного человека видеть не буду целыми днями, неделями, может быть…
— Это вы про кого? — лукаво спросил Сеня, и опять по-детски милым стало его лицо.
— Не важно про кого, — отвернулась она, — а важно, что это факт…
— Да и руки испортятся… — усмехнулся Сеня.
Зоя подняла голову:
— Я, Семен, руками дорожу не больше того, чем и всем остальным, чем дорожить надо ради здоровья и чистоты. А работой меня не удивишь, потому что я работать умею. Так, может быть, я еще и не хуже, а лучше жить буду — это так…
Сеня подошел к ней.
— Значит, и вся причина в самом страшном, что человек раз в неделю в субботу приедет, так, что ли?
— А он приедет?
— Он, Зоя, приедет.
Зоя быстро пожала его руки и отвернулась к окну — теперь, почему-то только теперь, на восемнадцатом году жизни, и только вместе с любовью пришла острая чуткость и к привлекательности улицы, и к красоте весеннего неба, в сравнении с которой все прошлые переживания и самые увлекательные радости стали тусклыми и пустыми.
— Итак, что же сказать Хорохорину, товарищи?
Молчавшая до сих пор Вера вскочила с места и всплеснула руками:
— Милые, как это хорошо! Зоя, ты решила так?
— Решила!
— Серьезно? Раскаиваться не будешь?
Зоя улыбнулась с некоторым высокомерием даже. Вера махнула ^рукой.
— Тогда ладно! С Хорохориным я сама поговорю! Ох, как это замечательно все выходит!
— Говорите! — разрешил с преувеличенной и смешной важностью, смеша Зою, Королев. — А мы пойдем, Зоя! Пойдем ведь? Лужи огромные, мальчишки кораблики пускают, солнце греет! Все это для вас завтра исчезнет… До воскресенья!
— И от этого только выиграет!
— Да! Одевайтесь, Зоя!
Она одевалась с веселой торопливостью. Вера следила за нею, за Королевым, ей помогавшим, и странно — она завидовала им. Какая-то смутная и жесткая мысль мелькнула в ее сознании. Она не додумала ее, но подошла к Королеву, впилась в рукава его пальто тонкими пальцами и крикнула ему в лицо:
— Ну, слушайте, Королев! Если вы ей… Ей, — она кивнула на Зою. — Если вы ей сделаете… — голос ее дрогнул истерически, — вот это… — у меня темнело в глазах, — ручки и ножки… Клянусь вам, я сама, сама перегрызу вам горло!