Она ждала его.
— Не упадите!
— Нет!
— А вы почему здесь сошли, товарищ Хорохорин?
— Как почему? — переспросил он.
— Вам же надо до Московской ехать!
— А вам?
— Да я уже дома почти!
Он подошел к ней, взглянул в ее глаза и, сунув свою руку под ее, пошел с ней рядом.
— Без шуток! Почему вы меня знаете?
Она засмеялась.
— Кто же из студентов вас не знает, если вы наш представитель в правлении…
А я вас не знаю!
— Так нас триста, а вы один!
— Вы медичка?
— Да!
— Как вас звать?
— Вера Волкова.
— Ах, вот что! — протянул он, и все приключение обнажилось до конца. Он знал ее по университетским анкетам, знал по разговорам товарищей и теперь вспомнил, что это и есть та Вера Волкова, та курсистка, чье имя со смехом, с досадой или сентенцией всегда сплеталось с именем приват-доцента Бурова.
Вера заметила нечаянное восклицание Хорохорина
— Что вы? — дерзко переспросила она.
Он не ответил. Она с большей настойчивостью повторила:
— Что вы там буркнули? Знаете вы меня, что ли?
— Знаю, — протяжно ответил он, — знаю Слышал!
— Что слышали?
— Да то же, что и все!
— Про Бурова?
Он задумчиво кивнул головою. Она пожала плечами
— Я тут ни при чем!
— Знаю! — кивнул он.
Об этой любви и странных отношения Бурова к какой-то медичке знал не один Хорохорин, знал весь университет, а на рабфаке молодежь не допустила приват-доцента к работе именно из-за этой истории.
— Я его выгнала, — коротко объяснила Вера, стараясь поскорее освободиться от скучной обязанности каждому новому знакомому повторять одно и то же, — с ним все кончено. Он дал мне честное слово, что больше не будет бывать у меня…
Хорохорин взглянул на нее с удивлением, но сейчас же кивнул головою, соглашаясь заранее со всем тем неважным для него, что она скажет. Он продолжал невольно вспоминать о Бурове. Ему становилось понятным, почему Буров долгими часами просиживает в пивной против университета и неизменно у окна: он подкарауливал Веру; бродя по коридорам университета, заглядывая в аудитории с лихорадочно блестящими глазами и неизменно торчавшей папиросой во рту, он искал Веру.
— Какая честность с собой, — усмехнулся он, — и недешево ему стоит держаться данного слова!
— Ему помогают в этом! — тихонько заметила Вера
И это было верно: ее прятали от него подруги, студенты, рабфаковцы. Иногда ему удавалось столкнуться с нею нечаянно, но никогда не мог он сказать и двух слов: тотчас же кто-нибудь подходил и со смехом спасал девушку от утомительных объяснений.
— А он занят только вами! — покачал головою Хорохорин и снова ощутил веселое торжество: девушка, не дававшаяся другому, так легко давалась ему.
— Да, только мной, к сожалению! — вдруг с набежавшей на ее лицо угрюмой заботливостью ответила Вера — А ведь он мог быть большим человеком!
— Да, конечно!
В самом деле, Буров, подававший огромные надежды в начале своей ученой карьеры, сходил на нет Первые его блестящие вступительные лекции по кафедре микробиологии остались лишь в памяти старых студентов. В последний год он повторил их в таком виде, что на третьей лекции аудитория пустовала наполовину.
Смешная, нелепая история Бурова, в связи с отказом рабфака заниматься у него, сделалась предметом разговоров в правлении университета, но каждый раз разговор оканчивался пожиманием плеч и укоризненным покачиванием профессорских голов.
В такт им покачал головой и Хорохорин:
— Все это отвратительно и гадко!
— Что? — вдруг вспылила Вера. — Что отвратительно? Любить так?
— И так, и вообще любить! Мы не признаем, — гордо заметил он, — никакой любви! Это все буржуазные штучки, мешающие делу! Развлечение для сытых!
— Вот как! — насмешливо ответила она.
Хорохорин внимательно посмотрел на свою спутницу.
Теперь он вспомнил очень хорошо, что в связи со всей этой историей, давно известной ему, он Веру даже знал в лицо. Знал не это лицо, покрытое пеплом электрического света, вечернее, спрятанное в груде меха, а гладкое, розовое личико, с брезгливо выпяченными губами, склонившееся над бесформенной грудою препарированного трупа в анатомическом театре.
Ему стало холодно и скучно. Но забавное приключение с отчетливым концом было начато, и невозможно было прервать его теперь, не поступись мужским самолюбием Хорохорин взял крепче ее руку и пошел твердо рядом
— Где вы живете? Тут — в Собачьем?
— Здесь! Почти дошли. Вот, третий дом с фонарем..
— Можно к вам зайти?
— Я думаю!
Она проворно обернулась к нему и облила его странным взглядом зеленых глаз — он обволакивал его, как паутина. Хорохорин вздохнул и, не глуша этого вздоха, сказал:
— Ну, пойдем!
Она готова была вырвать у него руку — таким скверным показался ей его тон. Но, проглотив легкую брезгливость, она сейчас же теплее прижалась к нему и сказала:
— Как странно! Только вчера вечером, когда вы читали доклад… я издали смотрела на вас и думала: «А что, если бы пройти с ним вот так под руку…» И вот иду..
— И что же? — усмехнулся он.
Вера не ответила. Но ее слова отеплили его сердце, хотя в то же время заставили подумать, что завтра заседание правления, что если не работать в лаборатории, то нужно готовить доклад, сидеть в тишине своей комнаты, думать, пить чай, курить и слушать, как затихает коридор, кухня, потом комнаты — одна за другой.
Он тряхнул головою. «Конечно, — думал он, — нельзя жить без женщин в двадцать лет, чтобы не нарушать здорового душевного равновесия». Он не сомневался, что оно не нарушалось у него никогда только благодаря тому, что он всегда и без труда находил себе женщин и пользовался своевременно ими, не допуская себя до каких-нибудь душевных недомоганий.
Он украдкою оглядел свою спутницу. Нельзя было, в самом деле, пренебречь полезным, разумным и нужным развлечением Он прижал к себе ее еще крепче и молча прошел с нею под сводчатыми воротами во двор, а потом стал шагать по лестнице, крутой и нечистой, на третий этаж.
— Вы одна живете?
— Одна. Я не представляю, как можно с кем-нибудь вместе жить… Я повесилась бы!
— А если бы с мужем?
— Все равно! — она засмеялась. — Зачем надо с мужем вместе жить? Это, во-первых, скучно, а во-вторых, будет мешать…
— Чему?
— Другим мужьям! Вы же, мужчины, не удовлетворяетесь одной женщиной на всю жизнь?
— Да, но все-таки..
Он замялся. Вера захохотала и, не переставая смеяться, дошла до двери своей квартиры. Она открыла ее своим ключом и провела за собою гостя через кухню в маленькую комнатку. Он шел покорно, раз решившись. Теперь он хотел только поскорее освободиться и успеть заняться дома докладом. В лабораторию, очевидно, попасть уже не придется — Шульман не будет ждать до девяти.
В маленькой комнатке было темно и неряшливо. По стенам, едва держась на кнопках и булавках, висели открытки, дешевые картинки из еженедельных журналов. Подозрительная асимметрия, с которой они были развешаны, ничем не связанное с обитательницей содержание их — все указывало на то, что они скорее прикрывали что-то на стенах, чем удовлетворяли эстетическим вкусам хозяйки. Хорохорин отвернулся от стен и плотно сел в дырявое кресло.
Он мельком взглянул на суетившуюся Веру, торопившуюся прибрать с кровати, со стульев, со стола раскиданные вещи и, заложив нога на ногу, приготовился терпеливо ждать.
Глава III. Л ичная жизнь
— Я должна переодеться, — говорила Вера, гремя стульями, посудой, дверками шкафа. — У меня весь день состоит из двух половин: до девяти с утра я работаю, и только… Занятия, учеба, общественная работа… Но вечером, после девяти, — конец! Я живу для себя, личной своей жизнью! Как только я сниму это платье и надену другое — я сама делаюсь другой… Одну минутку…