Лиат оставила лошадь на попечение дьякона и в сопровождении местных жителей отправилась к общинному дому, где, казалось, все население небольшого городка собралось посмотреть, как она поглощает холодный ужин. Жители знали о разбойниках и были рады от них избавиться. Что касается безымянных существ из леса, было ясно, что жители Лаара смирились с их существованием и с вредом, который они приносили.
— Вы знаете, кто они?
— Тени мертвых эльфов, — сказала хозяйка дома, который принял ее.Они обречены бродить по земле, — сказал староста. — Они не могут подняться в Покои Света.
— Моя мудрая тетка говорила мне, что здесь когда-то правили Погибшие Души, — добавила хозяйка. — Их тени не могут оставить места их былой славы. Поэтому они пытаются выжить нас отсюда, чтобы их родня могла вернуться.
Одна история сменялась другой. Они, разумеется, хотели знать, чего король хочет от графа Лавастина. Южные владения графа лежали днях в десяти пути от Лаара. Некоторые жители городка прошлым летом видели армию графа, возвращавшуюся из-под Касселя.
— С графом был наследник, — сказала хозяйка. — Очень симпатичный, высокий и благородный. Чего хочет король от графа Лавастина? Граф варрский, король вендарский. Может быть, королю не нравится граф?
Она сказала им про Гент.
— А, «драконы», — сказала одна пожилая женщина. — Я видела их много лет назад. Славные были ребята!
Этой ночью, завернувшись в плащ у очага, Лиат видела собак Эйка.
ГАДАНИЕ НА КОСТЯХ
Зима тянулась и тянулась, Эйка, оставшиеся в Генте, скучали, Санглант терял своих собак. Как и его «драконы», собаки дрались, когда на него нападали. Как и его «драконы», они погибали. Он делал, что мог, чтобы спасти их, но что он мог сделать?
Бои были для Эйка насущной необходимостью, на их битвы с рабами ужасно было смотреть. С Санглантом они дрались редко, потому что всегда проигрывали. Их честь не позволяла им драться против него с оружием, тогда как он оставался безоружным, или нападать на него не поодиночке, а он настолько отточил свои боевые навыки, что никто из них, даже самый здоровый и храбрый, не мог его одолеть.
Что Эйка не прекращали своих набегов, он узнавал, когда один из князьков приводил рабов или хвастался какими-нибудь безделушками, однако добыча в местностях вокруг Гента становилась все более жалкой. Уже три сезона грабежей! Бывали и иные события, когда рассказы дикарей об их кровавых «подвигах» перемежались жестокими забавами с участием рабов, бедных обреченных душ.
Такие зрелища не интересовали Кровавое Сердце. Он тоже был неспокоен. Он часто играл на своей костяной флейте, упражнялся в своих умениях. Санглант, неопытный в делах магии, затруднялся определить то, что видел: паутину света, окутывавшую собор; хлопающих крыльями и бьющих хвостами огнедышащих драконов, парящих в огромном главном нефе собора, прежде чем раствориться в воздухе; светящиеся рои пчел, мучащих Сангланта, жалящих его руки и ноги так, что они распухали, и исчезающие вместе с опухолями, когда Кровавому Сердцу надоедала забава и он опускал флейту.
Когда подкатывало безумие, он спасался в своем особняке, тщательно выстроенном зимой. Он чувствовал каждое бревно, каждую клепку кровли, как будто своими руками установил и закрепил их в нужном месте. Этот воздушный замок бессчетное число раз спасал его от черных туч душевного ненастья.
Но не всегда.
Он почуял в воздухе гарь, дым и едкий запах жженого дерева. Слышно было, как Эйка на площади перед собором играют в свою повседневную игру.
Побеждающая сторона каждый раз воплями возвещала о своем триумфе, бросая трофей, свой кошмарный мешок, перед Кровавым Сердцем. Может быть, холод делал их несколько вялыми, но не настолько, чтобы отказаться от игры. На это не могли повлиять ни холод, ни зной, ни ливень, ни обильный снегопад.
Ближе к весне, когда дни удлинились, он заметил изменения в облике Эйка. Обычными стали кожаная броня и стальные топоры, наконечники копий и стрел — изделия гентских мастеров. Крики рабов днем и ночью стояли у него в ушах, но что он мог сделать, чем помочь?
Он мог лишь наблюдать и размышлять. Приближалась весна. Скоро разольется река, мало кто отважится пойти вверх против течения до поздней весны. Но Кровавое Сердце подтягивал свою армию. Каждый дурак, даже сумасшедший дурак, мог это видеть. Ежедневно Эйка приходили и уходили. Некоторые (Санглант научился их различать) не возвращались, возможно погибая где-то вдали или просто уезжая слишком далеко и надолго. Конечно, даже Эйка не могут пересечь северное море зимой, но кто знает? Они же дикари, а дикари могут отважиться на что угодно.
Сидя на цепи, он мог лишь наблюдать. Удерживая безумие, как и собак, на расстоянии, он мог размышлять. Мог строить планы.
Кровавое Сердце не должен вывести свою армию из Гента. По Везеру можно подняться далеко в пределы королевства Генриха и устроить большие беспорядки.
Но даже у Кровавого Сердца есть слабости. Просто надо только быть ясновидящим, как Лиат, чтобы заметить их.
Кое-что он обнаружил.
Эйка никогда не пользовались небольшой галереей — хорами над главным нефом, никто из них не поднимался туда, чтобы поглазеть сверху на собратьев.
У собак никогда не было щенков: они, кажется, никогда не спаривались.
Так же, как он был прикован к алтарному камню, жрец Эйка казался прикованным невидимой цепью к Кровавому Сердцу. Когда Кровавое Сердце восседал на троне, жрец оставался при нем. Когда Кровавое Сердце четыре раза в день покидал храм, жрец уходил с ним.
Эйка не обнаруживали никаких признаков полового влечения к рабыням. Во всяком случае, Санглант не замечав ничего подобного. Возможно, их презрение к людям было слишком глубоко.
Деревянная коробка и кожаный мешок жреца всегда были при нем. Из мешка он доставал кости, по которым угадывал будущее. Коробку никогда не открывал.
Сколько бы Эйка ни набивалось в собор, запаха от них не было. От людей воняло, Санглант достаточно долго прожил среди них, чтобы знать это. При дворе короля всегда стоял смрад от скопления большого количества людей. Деревни и поместья отличались своими запахами пота, плесени, шерсти, навоза, гнилого мяса, женских выделений, запахов кожевенных, мясных, сыродельных и иных заведений. Он подозревал, что, по мнению Эйка, от него тоже воняло, хотя Санглант был лишь наполовину человеком. Завоняешь тут! Он не мылся несколько месяцев. Собаки были чище, чем он.
О Боже, он не лучше лесного зверя, катающегося в грязи. Санглант делал все, что мог, чтобы следить за собой, но что толку?
Когда, наконец, король Генрих соблаговолит обратить внимание на Гент? Санглант понимал, что не сможет умереть здесь, среди собак. Дар его матери был проклятием — умереть было бы огромным счастьем. Эта милость была оказана его бравым «драконам», кости которых догнивали в крипте собора или издавали чарующие звуки во флейте Кровавого Сердца. Санглант предполагал, что какое-то событие могло отвлечь и задержать Генриха. Не во имя Сангланта, месть — слишком большая роскошь, но Генрих должен вернуть Гент.
И кто-то должен остановить Кровавое Сердце.
Если только трезво взглянуть на то, что лежит на виду, — ответ очевиден. Он удивлялся, что так долго не замечал этого. Он знал, как убить Кровавое Сердце: достаточно подобраться поближе.
Айвар был для матери Схоластики такой незначительной личностью, что передать ему весть, таившую смертельный удар, она поручила Мастеру-Надуты-Губы.
— Чтобы я от вас более никаких жалоб не слышал, жалкое вы создание! — обругал его вместо введения наставник. Улыбки на его лице не было, но в интонации сквозило затаенное злорадство. — Господин ваш отец прислал ответ на недостойную просьбу освободить вас от данных обетов. Разумеется, лорд Харл решил оставить вас в монастыре. Вы должны будете замаливать грехи своей родни, как живущих, так и умерших членов семьи. Вам надлежит молиться также и о собственных грехах, о вашем недостойном поведении. Может, из вас еще выйдет что-нибудь путное. А теперь, — он умело и привычно пустил в дело свой прут, с размаху опустив его на руки Айвара, — займитесь делом!