— Это, в ящике жреца, — прошептал он. — Что это? Эйка глянул на собак, но они были поглощены мясом.
— Одна подняла голову и мрачно глянула на Эйка, но, не заметив ничего угрожающего, вернулась к падали.
— Разве лидеры вашего народа не носят с собой своего первого трофея? Своего первого убитого врага? — Он поднял чешуйчатую руку и перевернул ее, показав острые когти, растущие из суставов пальцев. — Это знак силы их рук.
— И это было его первой победой? — Он почувствовал презрение, забыв на миг даже боль: ее заставила отступить тошнота.
— Так происходит со всеми. Тому, кто должен созреть в воина, нужно начать с убийства своих братьев по гнезду. Разве у вас не так?
— Но это не было мертвым. Оно бегало.
Эйка широко ухмыльнулся, сверкнув белыми зубами, усаженными самоцветами:
— Мертвое может быть оживлено при помощи магии. С ее помощью Кровавое Сердце защищается также от своих сыновей и от всего, что может попытаться убить его.
Он ощутил ноги и подтянул под себя пятку. Сломанное запястье еще не ощущалось, но уже срослось.
— Защищается — как?
— Это проклятие, которого мы все боимся, даже самые сильные вожди.
— Проклятие вам всем, — пробормотал Санглант, рванувшись и взмахнув кулаком.
Но Эйка, смеясь, отпрыгнул. Собаки оставили пищу и бросились на принца Эйка.
— Стоять! — крикнул Санглант собакам, и они, раздраженно рыча, остановились и вернулись к своим объедкам. — Ты пришел содрать с меня мои обноски? — Он продемонстрировал свои лохмотья.
Эйка обиделся:
— Ни один Эйка такого в руки не возьмет. Держи. — Он пнул что-то лежащее на полу, и значок «орла», подпрыгнув на каменном полу, ударился о бедро Сангланта. Его кожу покрывала корка запекшийся крови. Точнее, ту грязь, которая была на коже, покрывала корка крови. Весь он был вонючим и грязным, за исключением мест, где его облизали собаки. Обрывки одежды стали полупрозрачными от солевых выделений, кристаллизировавшихся на ткани и отскакивавших кусочками.
Эйка посмотрел, покачал головой и отступил.
— Ты был гордостью армии человеческого короля. Если ты был лучшим солдатом, то никакая их армия, какую бы они ни собрали, не сможет разбить нас.
— Никакая армия, — пробормотал Санглант с горечью.
— Та, которая сейчас разбила лагерь на закат отсюда, конечно, не сможет нас победить.
— Значит, король Генрих идет на Гент?
— Генрих, — медленно повторил Эйка с салийским акцентом. Он отвернулся и зашагал прочь.
— О Владычица, — бормотал Санглант, ползая на коленях. — Как долго уже? Боже, сжалься надо мною. Я ведь не животное, чтобы ползать в собственной грязи. Избавь меня от этого унижения. Я всегда был Твоим верным слугой. — Он попытался встать на ноги, но сил не хватило. Одна из собак, видя его слабость, попыталась цапнуть его, и Санглант едва нашел в себе силы, чтобы ударить ее. Другие собаки сразу же кинулись на нее.
В чем он ошибся? Он был так уверен, что сердце Кровавого Сердца в этом деревянном ящичке. Это было так очевидно. Единственно возможное место. Но Кровавое Сердце сказал, что его сердце спрятано в скалах Рикин-фьолла.
Ему повезло, что Эйка ушли, что собор был пуст и никто не видел его унижения. Никто не видел, как он выл от боли, стараясь встать на ноги и выпрямиться.
ОПАСНЫЕ ВОДОВОРОТЫ
Дьякон лорда Уичмана каждое утро служила мессу, завершая службу приевшейся фразой: «От ярости Эйка избави нас, Господи».Этим утром после молитвы Анна остановилась возле кожевенных мастерских, чтобы взглянуть на Матиаса — просто чтобы еще раз убедиться, что он жив.
Не вполне здоров, но жив. Он никогда не жаловался на боль в ноге, хотя едва мог ступать на нее. Он никогда не рассказывал, как сломал ногу. Он вообще не говорил о своем плене. После спасения он тяжело болел, а когда выздоровел, оказалось, что нога срослась неверно, с неестественным сдвигом, и теперь он хромал, как старик, опираясь при ходьбе на толстую палку, а во время работы держал вес на здоровой ноге и чистил шкуры, полусидя на табурете. У него была верная рука, работал он быстро, поэтому после восстановления мастерской его взяли туда, несмотря на увечье. За работу Матиас дважды в день получал пищу.
Анна ускользнула, прежде чем он успел ее заметить. Матиасу не нравились ее походы в лес, но то, что она приносила вместе с объедками, которые получал маэстро Гельвидиус за свои песни и саги, позволило им пережить зиму и раннюю весну. Сейчас, когда на см сну весне уже наступало лето, на лугах и полянах появились первые ягоды, грибы и всевозможные полезные растения. Некоторые насекомые тоже были съедобны, а если ты голоден, заметила Анна, то и очень вкусны.
Маленькая Хелен росла, но все еще не говорила. Маэстро Гельвидиус постоянно жаловался, но регулярная, хоть и довольно скудная пища и ежедневный сон на настоящей постели сделали его здоровее, и палка при ходьбе была нужна ему даже меньше, чем Матиасу.
Анна беспокоилась именно о Матиасе.
— То, что я вернулся, — дар Божий. — Больше он ничего об этом не говорил.
Выйдя за частокол, она заторопилась по тропе к западу от полей, на которых под жарким солнцем работали люди. Многие из них, как мужчины, так и женщины, раздевались почти догола: в такую жару было не до божьей скромности. Анна с удовольствием сделала бы то же самое, но в лесу платье защищало от колючек и комаров. Однако жара и прошедшие дожди обещали хороший урожай, и Госпожа Фортуна действительно благоволила к ней в этот день. Она нашла много ягод и грибов, собрала укроп, петрушку, лук и мох для подстилок. К полудню Анна вышла на западную дорогу.
Над широкой дорогой висела неестественная тишина. Мало кто нынче спешил в Стелесхейм. Госпожа Гизела любила порассуждать о величии Стелесхейма до прихода Эйка, когда в ее общинном доме ночевали вельможи, а купцы дрались за право заполучить прекрасные ткани из Стелесхейма. Ничто сейчас не напоминало об этой былой славе. Анна допускала, что все это лишь сага госпожи Гизелы, вроде тех, что рассказывает на пирах Гельвидиус. Но саги Гельвидиуса повествуют о реальных, просто очень давних событиях. Так, во всяком случае, говорит он. А сага госпожи Гизелы вызывала у Анны сомнения.
Анна стояла на солнцепеке на краю заброшенной колеи. Такие мгновения мира были редки, ими хотелось наслаждаться бесконечно. Но над всей этой мирной тишиной постоянно висела угроза Эйка. Анна боялась, что Эйка скоро накопят силы и сотрут Стелесхейм с лица земли. Их было не счесть, как мух на падали. Лорд Уичман каждый день выезжал на охоту за пришельцами, но он уже потерял треть своих солдат. На их место в расчете на военную добычу приходили молодые люди из деревень, но шансов выдержать крупную схватку у него не было: ведь лорд был простым смертным, а его соперниками стали не только дикари, но и колдун.
Но нельзя постоянно думать только о всяких ужасах. Она вздохнула и с удовольствием взглянула на дорогу.
Никто ничего не собирал здесь, на краю леса и дороги. Она нашла заросли пижмы, которую можно добавлять в настилаемый на пол камыш, чтобы изгнать блох. Вдоль канавы прямо из стоячей воды густо росла крапива. Она рвала ее, обернув руку подолом. Добыча была уже и в платке, и в подоткнутом под пояс подоле, и в складках юбки.
Напевая себе под нос какую-то мелодию, Анна не услышала того, что должна была услышать. Она почуяла это ногами, погруженными в приятную прохладу грязи. Она почувствовала шаг марширующей армии. Слишком поздно услышала Анна скрип повозок, голоса людей, ржание лошадей и лай собак. Эйка обогнули Стелесхейм и наступали с запада, где обороны не было.
Прижав к себе собранные сокровища, она рванулась под защиту деревьев.
— Эй! Девочка!
Это был человеческий голос, и она, заколебавшись, обернулась.
«Никогда не раздумывай!» — учил Матиас.
Но к этому случаю слова Матиаса не относились.
Застыв на месте, Анна выронила несколько стеблей пижмы.