— Далеко ли до Стелесхейма, дитя? — спросил голос. Вопрос задал не призрак, а реальный человек из плоти и крови, в кожанке и толстом кожаном колпаке, со щитом и копьем. Его сопровождали такие же спутники. Она слишком удивилась, чтобы ответить сразу.
Солдаты. Во главе с благородным лордом на прекрасном сером коне. Они шли, ничего не опасаясь, и лишь случайно заметили стоящую у края дороги девочку. Над ними реяли три штандарта: два черных пса на серебряном фоне, красный орел и серая башня, на которой сидел черный ворон.
Наконец к ним пришла армия.
В эту ночь ни Анна с Хелен, ни Матиас не смогли протиснуться в зал, чтобы посмотреть на знатных вельмож. Желающих поглазеть было слишком много. Прибывшие солдаты вперемешку с местными жителями образовали плотную толпу, и пришлось пробраться к углу зала снаружи, где можно было подсматривать и подслушивать сквозь щели в стене.
— Сквозь гул голосов до Анны донеся знакомый речитатив Гельвидиуса, затянувшего давно знакомую ей песнь из «Елениады»: Смолкли гости царя Сикея, обернувшись к прекрасной Елене. Жаждали слышать они рассказ о судьбе Илиона. О многих страданьях его и о страшном защитников роке.
— Глянь, — прошептал Матиас.
Из зала вышла молодая женщина. В темноте лицо ее казалось покрытым сажей. На ее плечи был накинут серый плащ с кровавым подбоем и значком с изображением орла.
— «Орел» короля, — пробормотал восхищенный Матиас. — Личный гонец короля, надо же! Вот и я мог бы стать таким, — тон его стал печальным, — если бы не нога.
Выбравшись из толпы, женщина-«орел» остановилась поодаль, в нескольких шагах от племянницы госпожи Гизелы, которая вышла немного раньше.
— О Боже, он по-прежнему издевается над Вергилией, — вырвалось у «орла».
— Вы о ком? — спросила племянница Гизелы, смахнув что-то с ресниц и повернувшись к «орлице».
— Я о нашем древнем сказителе. Но не стоит жалеть об этом. Чудо, что он выбрался живым из Гента.
Племянница Гизелы пристально поглядела на «орла» и, поколебавшись, спросила:
— Вы были в Генте до конца?
Ответом был прямой спокойный взгляд, похожий на взгляд статуй Эйка, на взгляд самой племянницы, когда тетка вручила ее лорду Уичману как награду:
— Да, увы. Принц умер как герой.
— Еще бы, — потупилась племянница, закусив губу и перебирая драгоценную вышивку на своем плаще.
— Прекрасная работа, — сказала «орел». — Здесь, в Стелесхейме, многое изменилось.
— Да. Многое. — Она огляделась по сторонам, но заметила лишь троих детей неподалеку и подалась вперед. — Простите, сударыня, не поможете ли вы мне уйти отсюда с армией, прочь от… — Она запнулась, не договорив.
«Орел» нахмурилась, обдумывая ответ:
— Граф Лавастин разрешает принимать сопровождающих, но только тех, кто не задержит передвижение войск и не увеличит их уязвимости.
— Я хорошо стреляю из лука, стираю, могу готовить на двадцать человек, чинить одежду…
— Скажите, в чем дело?
Этот прямой вопрос испугал племянницу Гизелы. Она замолчала, из глаз полились слезы.
— Тетка отдала меня лорду Уичману, в полное его распоряжение, — почти прохрипела она. — «Орел», умоляю вас, спасите меня, если можете.
Женщина-«орел» замерла, как пораженная громом, но тут же опомнилась:
— Вы освободитесь от него еще до того, как мы покинем Стелесхейм, завтра утром.
Племянница Гизелы продолжала плакать.
— У меня будет от него ребенок. Что с ним станет?
— Не бойтесь, — серьезно произнесла «орел». Она взяла плачущую женщину за руку, другой рукой обняв ее за талию. — Я поговорю с лордом Аланом. Если хотите, ребенка можно будет посвятить Церкви. Уверена, что мать лорда Уичмана даст ему подобающее приданое.
— Вы очень добры ко мне, — пробормотала племянница Гизелы. Она высвободила руку от пожатия утешительницы, но плечи ее оставались согбенными.
— Это было бы лучше, чем то, что могу дать я или что ожидало бы его, будь он брошен на произвол судьбы. А что будет со мной?
— Он ничего вам не подарил?
— Утренний подарок? Он же не собирается на мне жениться, зачем ему тратиться на подарки?
— У благородных лордов и леди принято одаривать партнеров в знак своего расположения…
— Разве их внимание не лучший подарок? — съязвила племянница Гизелы и сгорбилась, как будто от укола в бок. — Нет, друг «орел», это я — подарок ему. Такой благородный лорд дарит подарки лишь невесте в знак обручения. Мне даже принц не делал подарков… — Тут она всхлипнула и на мгновение замолкла.
«Орел» тоже почему-то закрыла глаза.
— Но доброта и искренность уже сами по себе прекрасные дары, — тихо закончила фразу племянница Гизелы. Тут послышался голос самой госпожи Гизелы, зовущей свою племянницу. — Спасибо вам, — закончила она еще в слезах и заторопилась на зов тетки.
«Орел» оперлась на стену, все еще с закрытыми глазами. В сумерках она была почти неразличима на фоне стены — скорее тень, чем живое существо. Анне казалось, что она такая же часть стены, как и дерево, из которого стена эта сделана. Наконец тень шевельнулась и отделилась от стены. Плечи ее расправились, стройная молодая особа сквозь расступающуюся толпу прошла обратно в набитый битком зал.
Сначала Лиат показалось, что она в беседке одна, и внезапная волна скорее возбуждения, чем страха, окатила ее. Чего он от нее хочет? Пир только что закончился.
Собаки, сгрудившиеся вокруг стула, заворчали и подались назад, отступая. Она заметила поднятые брови, выражавшее удивление и непонимание поведения собак. Из тени выступил капитан, подошедший к своему господину.
— Милорд граф, — доложил он, — я прибыл по вашему вызову, как мне велел управляющий. — Голос был хриплым, как у человека, вырванного из сладкого сна. Его действительно разбудили, но он не жаловался, так как полагал, что это было бы наглостью, а наглости капитан, как и сам граф, терпеть не мог.
— Сидеть, Ужас. — сказал граф. Старый пес, поджарый и симпатичный, несмотря на свои ужасающие размеры и стать, послушно уселся. Граф призвал к порядку и других собак — твердо, но без жестокости и суеты. По его тону было ясно, что он относится к собакам не как к близким и любимым существам, нуждающимся в заботе, а как к частям своего тела: с абсолютной и бессознательной уверенностью.
Шатер графа освещался двумя фонарями. Лиат разглядела широкий матрац в углу палатки, скрытый полупрозрачным занавесом, походный стол с кувшином и тазиком на нем. На столбе поблескивала подвешенная кольчуга графа, далее виднелся еще один столб с поперечиной. Вошла служанка со свечой. Граф отмахнулся, и служанка погасила свечу. Затем она взяла кувшин и вышла.
Граф посмотрел на Лиат. Его взгляд встревожил ее. Она знала эти взгляды мужчин. Они выдавали интерес к ней как к самке. Но взгляд мелькнул и погас так же быстро, как была погашена свеча. Этот человек не поддавался безотчетным порывам, он не позволял своим желаниям управлять им. Таких людей она еще не встречала. Если бы ее Па был таким, может быть, они смогли бы оставаться в Куртубе, а не бегать по свету от его страхов. Может быть, тогда его характер не навлек бы на них неприятности в Отуне, откуда их изгнали. Может быть, он смог бы лучше спрятаться, чтобы не дать убийцам выйти на их след в Хартс-Рест.
Тотчас на нее навалилось чувство вины. Не надо так плохо думать об отце. Па был такой, какой был, он сделал для нее все, что смог, защищал ее столько, сколько мог.
И если бы все не случилось так, как этого желали Господин Рок и Госпожа Фортуна, да и Сами Господь и Владычица, то она никогда не встретила бы принца Сангланта, как бы ни коротка была эта встреча.
— «Орел», — граф жестом подозвал ее поближе, — чего вы хотите от моего сына?
Застыв от неожиданности, Лиат уставилась на графа:
— Я ничего не хочу от вашего сына, милорд.
— Но я уверен, что вы находитесь под его особым покровительством. — Взгляд графа стал жестче, он немного подался вперед. — Я не хочу, чтобы его положение осложнилось появлением внебрачного ребенка.
Она почувствовала себя как рыба, вытащенная из воды. Одна из собак тявкнула.